Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Среди таких «неудобных» сюжетов в первую очередь, пожалуй, следует назвать тему Термидора. Выше уже говорилось о немалой политической остроте, которую она приобрела в 1920 — 1930-е гг. Мрачные воспоминания о той давней дискуссии, не столько научной, сколько идеологической, и в последующие десятилетия тяготели над советскими учеными, отбивая желание заниматься этим предметом. После публикации в 1949 г. ограниченным тиражом книги одесского историка К. П. Добролюбского [512] Добролюбский К. П. Термидор. Очерки по истории классовой борьбы во Франции в 1794–1795 гг. Одесса, 1949. исследований на данную тему в СССР практически не проводилось [513] Отчасти исключением здесь может считаться небольшая, но весьма насыщенная материалом монография Г. С. Чертковой «Гракх Бабеф во время термидорианской реакции» (М., 1980), где некоторые аспекты экономической и политической жизни Франции после 9 термидора рассматриваются в связи с идейной эволюцией Бабефа. . Авторы же обобщающих работ, упоминая о термидорианском периоде Французской революции, обычно ограничивались воспроизведением ряда стереотипных клише, кочевавших из книги в книгу.

Учитывая вышесказанное, нетрудно понять тот интерес, с которым наше научное сообщество встретило выход в свет монографии доцента исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, к. и. н. Д. Ю. Бовыкина об итогах Термидора [514] Бовыкин Д. Ю. Революция окончена? Итоги Термидора. М.: Изд — во Моск, ун-та, 2005. 320 с. Далее ссылки на это издание даются в тексте обзора. . Хочу подчеркнуть, что «наше» означает здесь не только соответствующую профессиональную «корпорацию» российских историков, но и международное содружество специалистов по Французской революции в целом. И тут я ничуть не преувеличиваю. Работа Бовыкина выполнена на основе широкого круга источников из французских архивов, ничуть не уступая в данном отношении трудам зарубежных коллег. Более того, она «вписывается» в общий спектр идущих в мире исследований по термидорианской тематике, хронологически являясь своего рода продолжением классической монографии швейцарского профессора Б. Бачко [515] Baczko В. Comment sortir de la Terreur? Thermidor et la Révolution. Р., 1989. Рус. пер.: Бачко Б. Как выйти из Террора? Термидор и революция / пер. с франц. и послесл. Д. Ю. Бовыкина. М., 2006. . Причем, основные положения книги Бовыкина, нашедшие отражение в его статьях на французском языке, уже получили признание в международной историографии.

И тем не менее эта книга, не уступающая по своему уровню лучшим зарубежным образцам, написана прежде всего для российского читателя: автор, освещая тот или иной аспект политической жизни термидорианской Франции, явно принимает во внимание соответствующие клише советской исторической литературы и ненавязчиво позволяет читателю сравнивать их с теми реалиями, которые удается реконструировать путем анализа источников. О некоторых же, наиболее известных стереотипах, связанных с Термидором, Д. Ю. Бовыкин считает необходимым сказать чуть подробнее, прежде чем перейти к изложению результатов собственного исследования.

Один из таких стереотипов он определяет как «миф о конце Революции». Мнение о том, что переворот 9 термидора ознаменовал собой завершение Французской революции и наступление эпохи контрреволюции, высказывалось еще некоторыми современниками этих событий, правда, в основном теми, кто занимал место на крайне левом фланге политического спектра. Позднее оно нашло отклик в трудах историков и философов, принадлежавших к социалистической традиции, в частности в работах К. Маркса и Ф. Энгельса.

В ранней советской историографии эта точка зрения была и вовсе догматизирована: «традиционной для большинства отечественных исследователей стала концентрация внимания на 1792–1794 гг. в ущерб последующему периоду, а к моменту создания в 1941 г. фундаментального и программного коллективного труда «Французская буржуазная революция 1789–1794» хронологические рамки Революции уже не вызывали сомнений, и Термидор в них явно не попадал» (Бовыкин Д. Ю. С. 21). С 1956 г., когда директивность в освещении Французской революции несколько ослабла и появилась возможность сосуществования различных (в определенных пределах, конечно) точек зрения, наряду с представлением о том, что Термидор был концом Революции, получила распространение и несколько другая, слегка смягченная его трактовка. Согласно ей, после 9 термидора Революция двинулась по «нисходящей линии», иначе говоря, если и не закончилась, то приобрела в некотором роде оттенок неполноценности, стала хиреть и угасать, пока не завершилась переворотом 18-го брюмера.

Подобную «неполноценность» посттермидорианского периода Французской революции обычно связывают с «термидорианской реакцией» — понятием, которое, отмечает Д. Ю. Бовыкин, солидаризируясь в этом с А. Оларом, представляет собою еще одно клише, употребляемое потому, что «так принято», но в действительности не имеющее под собой никаких оснований (Бовыкин Д. Ю. С. 45). Анализируя различные аспекты явления, определяемого как «термидорианская реакция», автор доказывает, что ни один из них не может трактоваться в качестве отступления от принципов 1789 г. Более того, по многим направлениям революция в этот период, напротив, даже углублялась и укоренялась. Если термин «реакция» и применим к действиям термидорианской власти, считает Бовыкин, то лишь в том смысле, в каком его употребляли современники — без негативного оттенка, для обозначения противодействия некоему действию: «акция» — «ре — акция». «Термидорианский Конвент, — пишет автор книги, — по многим направлениям проводил политику, ставшую реакцией на Террор, на вмешательство государства в экономику, на политику монтаньяров в целом; часть того, что было сделано в 1793–1794 гг., с негодованием отвергалась. Однако в этом смысле и саму диктатуру монтаньяров можно назвать реакцией, например, по отношению к работе Учредительного и Законодательного собраний» (С. 44).

Исследование, проведенное Д.Ю. Бовыкиным, само по себе служит убедительным опровержением многих из тех стереотипных характеристик Термидора, которые бытовали в советской исторической литературе. Как отмечено выше, его монография является своего рода продолжением известного труда Б. Бачко. Если профессор Женевского университета детально проанализировал процесс утверждения термидорианцев у власти, сопровождавшийся разрушением машины Террора, то российский историк самым подробным образом рассматривает их последующую созидательную деятельность — работу над Конституцией III года Республики. Не стану лишать читателя удовольствия от будущего чтения книги, пытаясь пересказывать ее содержание. Могу лишь засвидетельствовать, что чтение это действительно сулит ему немало интересного. Следуя вместе с автором за извилистым ходом дискуссии о той Конституции, которая, по мнению ее создателей, должна была подвести итог Революции, мы становимся свидетелями своего рода «мозгового штурма», когда разные по жизненному опыту, социальному положению и политическим предпочтениям люди в жестко ограниченный отрезок времени старались найти наиболее оптимальные законодательные решения проблем будущего устройства Франции.