Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

И тем не менее постепенно стали обозначаться трещины, свидетельствовавшие о том, что законопослушность Государственного совета в смысле беспрекословного выполнения им заданий правительства имеет свои границы.

Первым толчком к открытому проявлению накопившегося чувства раздражения против высокомерного и пренебрежительного обращения правительства с Государственным советом послужил инцидент, происшедший на почве отклонения Государственным советом законопроекта о введении куриального земства в шести западных губерниях [266].

О причинах, вызвавших отклонение этого закона большинством, составившимся из правых, членов польского коло и нашей группы, мне пришлось упоминать раньше, в гл[аве] X.

Правительство П.А. Столыпина усмотрело в отклонении законопроекта Государственным советом явно предерзостное действие со стороны вышедших из повиновения правых элементов его. Чтобы парализовать подобное недопустимое непослушание, премьер-министр, как известно, прибег к совершенно дикой комбинации. Он испросил у государя разрешение на издание высочайшего указа о трехдневном перерыве занятий обоих законодательных палат и воспользовался этим перерывом для проведения закона о западном земстве в редакции Государственной думы в порядке ст. 87 Основных] зак[онов]. Одновременно двое из самых видных правых членов Совета по назначению, председатель группы правых П.Н. Дурново и Г. Ф. Трепов [267] (брат А. Ф. Трепова, впоследствии, в 1916 г., назначенного председателем Совета министров) высочайше были уволены без прошения в отпуск до конца года, т. е. до момента переназначения назначенных членов к присутствованию в Совете на следующий год.

Этот бесцеремонный образ действия П. А. Столыпина, это неприкрытое попирание им основ нового строя, этот явный détournement de pouvoir в смысле использования правомочий, предоставленных исполнительной власти законом, в целом, чуждых тем, какие по смыслу своему имел в виду закон, вызвал общий взрыв негодования. Не только Государственная дума, — совершенно, между прочим, неожиданно для Столыпина, — но и Государственный совет стали на дыбы. В обеих палатах был поставлен вопрос о предъявлении председателю Совета министров запроса в порядке ст. 108 Осн[овных] зак[онов].

Эта статья гласила: «Государственному совету и Государственной думе в порядке, их учреждениями определенном, предоставляется обращаться к министрам и главноуправляющим отдельными частями, подчиненным по закону Правительствующему] синоду, с запросами по поводу таких, последовавших с их стороны, или подведомственных им лиц и установлений, действий, кои представляются незакономерными».

Надо признаться, что приведенная статья была редактирована так, что при желании П. А. Столыпин мог бы уклониться от ответа на запрос. Во 1 — х, в учреждении Правительствующего] синода (ст. 1), в числе министров и главноуправляющих отдельными частями, подчиненных Правительствующему] синоду, председатель Совета министров как таковой не был упомянут. Во 2-х, один из актов, а именно издание закона о западном земстве в порядке ст. 87 Осн[овных] зак[онов], формально не мог быть представлен государю единолично председателем Совета министров, а требовал соответствующего особого постановления Совета министров. Между тем Совет министров, принадлежавший к числу т. н. высших государственных установлений, тоже не был подчинен Сенату. Наконец, в 3-х, оба акта, в частности и акт об увольнении в вынужденный отпуск вышеназванных двух членов Государственного совета, были покрыты [268] соответствующими актами высочайшей воли.

П. А. Столыпин не пожелал, однако, воспользоваться таким формальным отводом и испросил высочайшее соизволение на то, чтобы дать ответ по существу запроса; в последнем, впрочем, вопрос об увольнении в отпуск П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова, без их о том прошения, был обойден молчанием.

Отчасти поведение П.А. Столыпина в данном случае, думается мне, объяснялось тем, что, по существу, это был человек прямой, смелый и готовый брать на себя ответственность за свои поступки. Отчасти могло играть роль и то обстоятельство, что он сразу почувствовал всю шаткость своего положения. При дворе к тому времени, в сущности, уже перестал пользоваться фавором. Правые вообще недолюбливали его, считали, что все, чего можно было ожидать от него в качестве домкрата революции, им уже было сделано, и исподволь давно вели против него неустанную атаку. Они сумели очень ловко очернить его в глазах государя. С одной стороны, намекали на его диктаторские замашки, обвиняли его в стремлении оттеснить государя на задний план.

С другой стороны, стали указывать на то, что он предается конституционным иллюзиям и недостаточно блюдет священные прерогативы верховной власти. В последнем отношении правыми мастерски был использован инцидент с законом о штатах Морского генерального штаба, за который стоял Столыпин, который он провел в Государственном совете, несмотря на оппозицию правых, и который, в конце концов, не был утвержден государем, в свое время изъявившим согласие на внесение его в законодательные учреждения. Теперь от Столыпина отворачивалась и Государственная дума, которой он, как ему казалось, в данном случае так далеко пошел навстречу. При таких условиях ему нечего было терять: приходилось играть va banque [269].

Как бы то ни было, психология П. А. Столыпина все же была понятна. Понятным было и волнение, охватившее Государственную думу. Вопрос, неожиданно выросший перед ней и вообще перед всей страной, имел слишком серьезное конституциональное значение. Молча терпеть подобные прецеденты значило сводить весь новый строй на нет.

Гораздо сложнее была позиция Государственного совета. Менее всего он в то время казался призванным играть роль стража конституционных начал. Вся многочисленная и влиятельная группа правых вообще была враждебно настроена против нового представительного строя. Она исходила из взгляда, что самодержец, который своим односторонним актом даровал новый строй, сохранил неотъемлемое право в любой момент односторонним же актом упразднить его. Избирательный закон 3 июня 1907 г. [270], изданный в нарушение как ст. 86, так и ст. 87 Осн[овных] зак[онов] 1906 г. [271], с их точки зрения являлся не нарушением закона, а простым проявлением сохранившейся и после всех конституционных реформ полноты самодержавной власти. Умеренно либеральным элементам из числа назначенных членов мешала занять определенную позицию их бюрократическая психология, принадлежащие к центру выборные члены в подобного рода случаях инстинктивно чувствовали себя в положении беспастушного стада, хотя прямо, быть может, и не сознавали этого. Прогрессивные элементы левой группы были слишком малочисленны, чтобы без поддержки других групп вносить какие-либо запросы, так как на основании ст. 54 Учреждения] Государственного] сов[ета] для этого требовалось не меньше 30 подписей [272].