Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Тем временем прибытие группы Павлова задерживалось необходимостью восстановить Инкерманский мост (что было сделано около 7:00), плохой погодой и подъемом по крутым тропам на высоты над Инкерманом. В результате до подхода Павлова группа Соймонова вела бой уже больше двух часов и понесла тяжелые потери. Более того, британцы начали теснить их. Однако с прибытием групп Павлова и Жабокритского перевес оказался на стороне русских. Следует отдать должное Данненбергу — он ввел в бой большую часть артиллерии Павлова. Большая русская батарея на Снарядном холме, состоявшая из двадцати четырех тяжелых и шестнадцати легких орудий, три другие батареи, стрелявшие с позиций над Килен-балкой, а также огневая поддержка фрегатов «Херсонес» и «Владимир» из Севастопольской бухты произвели «ужасную канонаду», что привело к серьезным потерям среди британской пехоты.

Все утро русские подтягивали дополнительную артиллерию: по оценке Эдварда Хэмли, на Снарядной горке были установлены не менее шестидесяти русских пушек, включая тяжелые «позиционные орудия», подавить которые у шести британских батарей, состоявших из шести 9-футовых пушек каждая, не было никаких шансов [566]. В неравной артиллерийской дуэли, которая велась на дистанции менее 1000 метров через Седловину, превосходство русских было более чем очевидным. Эффективный ответ стал возможен только после того, как по приказу Раглана были подтянуты две длинноствольные 18-фунтовые корабельные пушки, которые вступили в бой около 9:00; одновременно с ними открыла огонь французская полевая артиллерия. Примечательно, что, как и решение использовать полевую артиллерию в сражении на Альме, это развертывание корабельных орудий стало главным вкладом британского главнокомандующего в исход битвы. Несмотря на тяжелые потери, объединенный контрбатарейный огонь союзников позволил нейтрализовать большую часть русской артиллерии, сосредоточенной на Снарядной горке [567]. Однако заслуга в этом принадлежит не только артиллеристам союзников. По свидетельству Тотлебена, «густая стрелковая цепь, укрываясь в частом кустарнике, открыла по нашей прислуге, с расстояния около 800 шагов, самый частый и меткий огонь». Более того, хотя «английские батареи действовали по нашим орудиям и войскам картечными гранатами, но большая часть наших раненых и убитых артиллеристов пострадали не от артиллерийского огня неприятеля, а от штуцерных пуль» [568]. Какова бы ни была главная причина, факт остается фактом: русские не смогли продолжать обстрел со Снарядной горки. Это обстоятельство вместе с действиями вовремя прибывших французских подкреплений и их эффективной полевой артиллерии заставили русских потерять темп, и их решимость ослабла.

На протяжении большей части сражения, за исключением артиллерийской дуэли, оборона союзников опиралась на отдельные решительные действия различных соединений и подразделений, которые действовали в основном по своей инициативе, что дало основание назвать Инкерман «солдатским сражением». Вот как описывал эту ситуацию Хэмли:

«С нашей стороны это была беспорядочная и отчаянная битва. Полковники вели за собой небольшие отряды и сражались как младшие офицеры, а капитаны — как рядовые. Вступив в бой, каждый становился сам себе генералом. Враг был впереди, наступал, и его нужно было отбросить. У сражения были свои приливы и отливы, но не широкими волнами, а отдельными бурными потоками» [569].

Бой за позицию защищенной мешками с песком батареи, который вели гвардейцы Колдстримского и Гренадерского полков и солдаты 41-го (Валлийского) полка, может служить примером героических действий небольших подразделений, каких в тот день было немало [570]. Боске, всегда острый на язык, справедливо назвал бой «какой-то бойней». Ходасевич, командовавший ротой в атакующем Тарутинском полку, излагает русскую точку зрения на яростную схватку в самый разгар сражения:

«Я подвел свою роту на расстояние сорока ярдов от батареи… с громким „ура“ моя рота из 120 человек ринулась на батарею… Я взобрался на барбет и по красным мундирам понял, что мы схватились с англичанами… они отступили примерно на 400 ярдов и открыли огонь из ружей» [571].

Но русские растерялись и не сумели использовать этот локальный успех: подразделение Ходасевича «смешалось с толпой [других подразделений], и восстановить порядок было невозможно» [572]. Но это было еще не самое плохое — стоявший внизу Екатеринбургский полк начал обстреливать солдат Тарутинского полка, приняв их за врага; это один из нескольких случаев дружественного огня в Инкерманском сражении. Вокруг батареи образовался настоящий хаос, рассказывает Ходасевич. «Одни ругались на Екатеринбургский полк, другие кричали, чтобы подтянули артиллерию». Неразбериха вскоре привела к неспособности действовать: русские горнисты «постоянно подавали сигнал к наступлению… но никто и не думал шевелиться; мы стояли там, как стадо овец» [573].

Раглан отчаянно нуждался в свежих силах, чтобы отразить атаки русских. Единственным источником нужного количества подкреплений был Наблюдательный корпус Боске. В самом начале сражения Боске предлагал генералу Каткарту, командиру британской 4-й дивизии, несколько батальонов в качестве подкрепления [574]. Предложение отвергли, однако некоторые подразделения бригады Бурбаки (батальоны легкой пехоты и линейного полка, а также четыре роты егерей и двенадцать пушек) впоследствии приняли участие в бою. Но это была «лишь горстка», как презрительно отметили русские [575]. Однако возможность Боске предоставить более серьезные силы для ожесточенного сражения на Инкерманских высотах зависела от действий русского Чоргунского отряда. Если бы П. Д. Горчаков завязал серьезный бой с французами, не позволяя им помочь британцам, то союзники вполне могли бы потерпеть поражение под Инкерманом. Но Горчаков, не имевший связи ни с Меншиковым, ни с Данненбергом, не осознавал, какой жестокий бой идет поблизости и как близки русские к тому, чтобы преодолеть британскую оборону. Для Чоргунского отряда это было самое подходящее время, чтобы выдвинуться на звук артиллерийской канонады: атаковать позиции французов на Сапун-горе и соединиться с отрядом Данненберга. Но шанс был упущен. По всей вероятности, именно это могло бы переломить ход кампании, если не всей войны, в пользу русских. Однако Горчаков не предпринимал никаких действий, если не считать неэффективной артиллерийской перестрелки. Боске понял, что это отвлекающий маневр, и бросил большую часть своих сил на поле боя под Инкерманом. К 11:00 только три тысячи французских солдат остались сдерживать группу Горчакова — согласно тактике строгой «экономии сил» [576]. Один из самых компетентных военачальников всей кампании, Боске разумно применял и дополняющий эту тактику принцип «концентрации сил». Он поспешил направить подкрепления численностью до восьми тысяч человек — десять пехотных батальонов, четыре эскадрона африканских егерей, две батареи полевой и две батареи конной артиллерии — на поле боя под Инкерманом. Эта серьезная группировка прибыла вовремя. Она была достаточно сильна, чтобы остановить русских, но хватит ли ее, чтобы полностью разбить противника? Как выяснилось, нет.