Максим Грачёв - Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Возлюбленный одиннадцатой госпожи — знаток поэзии при дворе по имени Какинамото-но Цунэюки. Он сведущ в игре на музыкальных инструментах и сложении стихотворений «вака». С легкостью играет на духовых и струнных (щипковых) инструментах. Он владеет «сяу-но кото», «кин», «бива», «вагон», «хогё», «сякухати», «го» (иги), «сугороку», «сёги», «танги», «мари», «коюми», «хотё», «рёри», поэзией «вака», древним стилем стихосложения, являясь мастером, которому нет равных в Поднебесной. Искусен он и в составлении стихотворных цепочек.

От него веяло древним стилем стихотворения «Цветы, цветущие в гавани Нанива» и черпал стиль из стихотворения «Обильные реки». Не испытывал сложности при написании «тега», «танка», «сэдо», «конбан», «рэнга», «какусидай», «кои» и «ихаи». Он достиг формы стихосложения в тридцать один слог как в песни о восьмислойных облаках Идзумо Сусаноо-но микото и песни об обильных реках Сётоку-тайси. Постиг суть «Манъёсю», «Синсэн Манъёсю», «Кокин вакасю», «Госэнсю», «Сюисё» и различных авторских поэтических сборников.

Не может он считаться менее совершенным, чем Сарумару-но Утикими и принцесса Сотобори. Не уступает он и Осикоути-но Мицунэ, Ки-но Цураюки, Оно-но Комати. Он достиг стиля преподобного Хэндзё с горы Ханаяма. И хотя он был прекрасным мастером стихосложения, критиковали его в основном за то, что у него нет вкуса реальности. Стихотворения его вызывали чувства подобно тому, как смотришь на женщину, нарисованную на картину. И про Ариварано Нарихира, который достиг величайшей славы поэта, говорили стихотворения его зачастую вульгарны, подобно торговцу, разрядившемуся в роскошные одежды. О других, ставших на путь стихосложения, и говорить не следует. С древних времен до нашего времени их были многие тысячи.

И из всего бесчисленного множества сочинителей стихотворений только Какиномото-но Цунэюки унаследовал древний стиль в его первозданном виде. Если посмотреть на его происхождение, то он дальний потомок Какинамото-но Хитомаро. Среди представителей его семейства был Ямабэ-но Акахито. В его стихотворениях из тридцати одного слога содержатся все «шесть категорий» [1009], а рифмы избавлены от «восьми пороков» [1010]. В его творениях сочетаются изящество и правдивость, а начало и конец пребывают в гармонии. Речи его плавны и подобны воде, которая стекает по длинным волосам, а обилие чувственной красоты словно жемчуг, нанизанный на нить. По этой причине он получил признание в обществе. Его приглашают на пиршества и высшие, и низшие. Господин Тороку, составивший немало пояснений к стихотворным сборникам, считал творения Какинамото-но Цунэюки в высшей степени удачными.

У двенадцатой госпожи есть пять [высокопоставленных] возлюбленных: ближний государев слуга [1012], глава государевой канцелярии [1013], старший судебный чин [1014], служащий государевой канцелярии и помощник начальника левой управы по охране дворцовых врат [1015].

Один из них посылает ей с курьерами письма, прикрепленные к ветке сливы, другой отправляет стихи, написанные на лепестках «сакуры». [Иными словами], любовные письма в ее адрес текут рекой.

Каков же ее внешний облик?

Декоративные шпильки для волос, сделанные из перьев зимородка, прекрасно гармонируют с волосами. Фигура ее, обличенная в прекрасные одеяния, обворожительна. Она источает бесконечное обаяние: и когда невзначай вздрогнут ее прекрасные, словно лепестки лотоса, веки и, когда тень ее улыбки появляется на лице. Ее брови вразлет, выкрашенные в темно-синий цвет, слегка изгибаются, и на лицо нисходит успокоение. Кажется, что все обаяние мира заключено в этой девушке. Госпожа не накладывает белил и румян, поскольку у нее от природы белоснежная кожа и легкий румянец. Ее влажные губы блестят, как спелые красные плоды. Светящаяся кожа сверкает белизной словно снег. Красота белых пухлых ручек может сравниться с благородным сиянием яшмы. Ровные белоснежные зубы будто сделаны из раковин, привезенных из южных морей.

Говорит она немного, но в ее словах есть особая манера — говорить только о важном. Голос у нее тихий. Слова понятны. Ее одежды от легких накидок до расшитых узорами одеяний благоухают благородными ароматами орхидеи и мускуса. Она не выпускает из рук зеркальца, сделанного наподобие [раскрывшегося хвоста] фазана [1016]. Девушка прилежна в обучении и старательно прописывает знаки письмом, известным под названием «следы птичьих лапок» [1017].

Поскольку она со строгостью воспитывалась во внутренних покоях, подальше от чужих глаз [1018], то никто о ней толком ничего не знал. Но слухи о ее красоте стали быстро распространяться по Поднебесной. И хотя она и жила в дальних покоях, [которые недоступны постороннему взгляду], красота ее стала эталоном во всем мире.

Говорят, что если бы она была рождена во время правления [китайского] императора Сюань-цзуна, то ее красоте, несомненно, приревновала бы сама Ян Гуйфэй [1019], если бы она жила во время царствования [китайского] императора У-ди, то, несомненно, затмила бы красотой Ли Фу-жэнь [1020]. [1021]

Среди всех девушек — эта самая неотесанная деревенщина. Груба, как простолюдинка. Она некрасива собой и, в общем, не то, что следовало бы выставлять напоказ. У нее скверный характер, а о муже совсем не заботиться.

Если взглянуть на нее, [что же мы увидим]: волосы растрепаны, лоб слишком узкий, зубы торчат в разные стороны, подбородок [слишком] вытянут. Мочки ушей обвисли. Челюсть тяжеловата, скулы выдаются, а книзу сужаются «клинышком». Зубы неровные, расположены на большом расстоянии друг от друга. Болтает без умолку. Переносица кривая. Голос неприятен и гнусав. Сзади у нее горб, спереди грудь выпячена. Живот выпирает, как у лягушки. Ходит она неуверенной походкой, припадая на одну ногу, от чего походка ее похожа на крокодилью. Кожа вся шероховатая, как у акулы или сома.

Шея у нее короткая, к тому же ворот «кимоно» [постоянно] велик. Ростом она высока, а потому юбка-«мо» [1022][всегда] слишком коротка. От нее дурно пахнет, а по всему одеянию скачут блохи. Руки, огромные, как медвежьи лапы, похожи на грабли. Крупные плоские ступни напоминают мотыгу. Напудрится — и ее лицо становится похоже на лисью морду. Чрезмерно нарумяненные щеки выглядят как седалище у бабуина. При всем этом, она до крайности распутна, завязывает отношения с мужчинами без разбора. Она еще и ревнива, да и душа ее особенно ни к чему не лежит. Ни ткать, ни шить она не умеет. Жить по средствам и вести хозяйство также не способна. Все сбережения, что имела — спустила на ветер. [Одно странно]: таких дам все же по ночам посещают мужчины [1023].