Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Император Фердинанд II охотно принял испанские предложения. И все же Брюссельский конгресс, конгресс сплочения и консолидации габсбургско-католического фронта, конгресс, поднявший знамя агрессии, открыто обсуждавший множество воинственных проектов покорения всего мира, вплоть до проекта посылки эскадры в Белое море и Архангельск для пресечения голландской торговли с московитами [132] Акты и письма к истории Балтийского вопроса. вып. I, № 126 (с. 302–307). , обнаружил и глубокие противоречия в стане агрессоров. Иначе и не могло быть. Выше уже было сказано, что именно балтийский вопрос должен был поссорить обе габсбургские державы и именно в тот момент, когда они приблизятся к торжеству и перед ними раскроются вожделенные просторы мирового господства. Правда, прежде всего на Брюссельском конгрессе бросается в глаза соперничество Испании и Баварии — из-за дележа Пфальца, а еще более из-за дележа влияния на императора. Но если Максимилиан Баварский выступает антагонистом мадридского двора, то не потому, что он чужд габсбургскому универсализму и католической реакции, а потому, что он рискует в противном случае потерять свое влияние в Германии, где среди дворянства зарождается недружелюбие к Испании и растет популярность его соперника — Валленштейна. «Торговая компания» Оливареса удовлетворяла интересы Габсбургов, но обнажала вопрос о том, какая из двух сторон, испанцы или немцы, пожнет материальные плоды балтийской монополии, — ведь среди тех и других было достаточно людей, которым собственные экономические или национальные политические интересы представлялись гораздо важнее нужд «всекатолической монархии». На Брюссельском конгрессе стало очевидно, что испанцы хотели бы только использовать императора для того, чтобы утвердиться на Северном побережье Европы и, сломив Голландию, захватить ее торговлю. Но в том, что намечал Оливарес в своем проекте, уже таилась и возможность другого результата: пора лишить Голландию и Зеландию, писал он, их богатства и значения; если бы удалось забрать в свои руки их торговлю, сокровища Индий наполнили бы собой не только Испанию, но и всю Европу [133] Mareš F. Op. cit., S. 544–545. . Да, сокровища Индий могли бы оказаться вообще перекачанными из Испании, скажем, в Германию. Для этого достаточно было осуществить проект Оливареса с одной поправкой: не приглашать в северогерманские порты испанский флот, а соорудить там немецкий флот. Именно так вскоре и попробовал обернуть результаты Брюссельского конгресса Валленштейн. Таким образом, испанцы и немцы, шествуя под одним знаменем, весьма косо посматривали друг на друга. Это и было глубокой основой тех столкновений, которые разыгрались на дипломатической поверхности во время Брюссельского конгресса.

Конгресс закончился далеко не так эффектно, как хотели бы его устроители. Три главных участника — Испания, император и Бавария — не достигли полного согласия, напротив, Испания с Баварией изрядно перегрызлись, и конгресс в конце концов затух среди лабиринта проблем и проектов, несмотря на все старания Шварценберга продлить его существование. И все же не следует недооценивать значение этого конгресса. Он символизировал перелом в ходе Тридцатилетней войны: плотины на пути контрреформации в Германии прорваны, поток устремляется вперед, и уже вырисовывается на горизонте то безбрежное море, в которое устремляется этот поток — всемирная империя. Пролог Тридцатилетней войны приближается к концу.

Осенью 1626 г. Тилли и Валленштейн действовали в Германии согласованно. Напротив, «датское войско», лишившись питательных соков в виде иностранных субсидий, распадалось буквально на глазах. 27 августа 1626 г. Тилли при поддержке отряда, присланного ему в помощь Валленштейном, разбил в битве при Луттере Христиана IV, после чего последний лишился всей Северо-Западной Германии. Армия Мансфельда, зашедшая в тупик в Юго-Восточной Германии, перестала существовать к весне 1627 г. Бетлен Габор отказал ему во всякой дальнейшей поддержке, заключив в декабре 1626 г. новый мир с императором. Сам Мансфельд умер в одиночестве где-то в Боснии, пытаясь пробраться кружным путем к Христиану IV. Сборные войска его частью разбрелись, остатки же некоторое время держались в Силезии и в конце концов, теснимые Валленштейном, кое-как отступили в Мекленбург и затем соединились с Христианом IV. По их следам Валленштейн ворвался в Мекленбург и разбил там армию маркграфа Баден-Дурлахского. Таким образом, и Северо-Восточная Германия была очищена, угроза войны на нескольких фронтах отпала, перед имперско-католическими войсками остался один фронт: армия Христиана IV на севере. Положение его было безнадежно. Он оказался зажатым в клещи: на левом фланге — Тилли, опиравшийся на оккупированные Брауншвейг, Бремен и Люнебург, на правом фланге — Валленштейн, опиравшийся на оккупированные Мекленбург, Померанию и Бранденбург, который он, кстати, занял и опустошил без малейшего повода, ибо курфюрст Бранденбургский Георг-Вильгельм оставался верен императору. Теснимый этими клещами, под угрозой полного разгрома Христиан IV в 1627 г. отступал туда, откуда пришел, — сначала в Гольштейн и Шлезвиг, а затем и в глубь Дании. В сущности уже в 1627 г. датская война закончилась. Только ее финал еще немного затянулся.

Долгожданный час габсбургских вожделений наступил. Никакая сила не стояла больше на пути к мировой всекатолической империи. Правда, подготовительный этап угрожающе затянулся, прошло целых десять лет с тех пор, как сокрушительная лавина контрреформации в Империи сдвинулась с места, но сначала натолкнулась на сопротивление Чехии, затем была задержана датским вмешательством. Однако, хотя темп был потерян, казалось, что теперь все-таки все затруднения позади. Осталось довершить лишь разгром беспомощного протестантизма в Германии и придушить обессилевшую, но все еще сопротивлявшуюся Голландию.

С 1627 г. контрреформация в Германии пошла, как мы видели, стремительно. Уже осенью 1627 г. на съезде курфюрстов в Мюльхаузене католическая партия, вдохновляемая папским нунцием Карафой, сформулировала программу-минимум, которая позже была декларирована императорским Реституционным эдиктом 1629 г.: для начала все духовные княжества и владения, секуляризованные после 1552 г., должны быть возвращены католикам. Фактически это должно было повлечь за собой полную отмену Реформации в Германии. Тогда же, с осени 1627 г., эта программа стала проводиться в жизнь императором; он немедленно приказал Вюртембергу, Страссбургу, Ансбаху, Нюрнбергу и ряду других княжеств и городов возвратить секуляризованные духовные владения; протестантские «администраторы» изгонялись из Духовных княжеств и т. д. Надежды саксонского курфюрста, что его за активную поддержку императора католическая реакция оставит в покое, были, конечно, построены на песке. Иезуиты, Карафа, Католическая лига и Фердинанд II в 1628 г. быстро и беспрепятственно восстанавливали в Германии тот единообразный католический церковный порядок, который существовал более 100 лет назад, в начале царствования Карла V.