Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

Впрочем, совершенно очевидно, что никакая Инструкция не могла предусмотреть всех нюансов, тем более, что в пути пристав эпизодически получал дополнительные указания, отражающие те или иные изменения в обстановке. К примеру, в июне 1789 г. российскому командованию стало известно, что группа поляков намеревается освободить несколько сот пленных турок, следующих в русский тыл вдоль польской границы. Встревоженный этой информацией Г. А. Потемкин немедленно предписал ответственному за эвакуацию генералу М. И. Кутузову «принять в рассуждение препровождения пленных надлежащую осторожность, не касаться отнюдь границы польской и вести их скрытно, дабы ни малейшего не подать поводу к каковым-либо неприятным происшествиям <���…>. При малейшем возмущении пленников не щадить из них никого, кроме пашей (Курсив наш — В.П.). Я совершенно полагаюсь в сем деле на Ваше благоразумие». (Речь идет о трехбунчужном Ибрагим-паше [13] и двух бунчужных Якуб-паше [12] и Мегмет Арнаут-паше [14]) [102].

Что касается порядка самой эвакуации, то в дополнение к уже изложенному ранее отметим следующее:

• На ночлеги и дневки паши обычно останавливались в гостиницах при почтовых станциях, в отведенных им казенных и общественных зданиях, на обывательских квартирах, в домах российской знати и т. д. Так, в декабре 1877 г. при проезде раненого маршала Осман-паши [90] через Бухарест ему был отведен трехкомнатный номер на первом этаже отеля «Броффт» — одного из лучших в румынской столице.

Нередко жилье для высокопоставленных пленников готовились заранее. Например, в Харькове в 1789 г. в ожидании Очаковского сераскира Гуссейн-паши [11] был частично отремонтирован флигель губернаторского дома, а в Николаеве в 1791 г. для того, чтобы разместить трехбунчужного Мустафу-пашу [23], пришлось даже «перенести в другое помещение почтовую станцию и освободить второй этаж трактира», поскольку в этом новостроящемся городе «свободных помещений вообще не было». В феврале 1771 г. накануне приезда в Москву Бендерского сераскира Эммин-паши [5] Московский генерал-губернатор фельдмаршал П. С. Салтыков предписал «за неимением других казенных домов поместить [пашу со свитой] на время во взятых в казну воспитательного дома от опекунского совета ко введению некоторых присутственных мест покоях, выбрав к тому из оных способные, в которые дрова и свечи приготовить, и сего ж числа (8 февраля 1771 г. — В.П.) все оные покои велеть топить, и на сие только время в тот дом здешнему обер-полицмейстеру определить к надлежащей от огня предосторожности офицера, а для топления и очищения тех покоев из полицейских фурманщиков, <���…> а сверх того тем присутственным местам от себя определить ко оным покоям по одному человеку, и на покупку дров и свечей и еще на что необходимо понадобиться, отпустить по требованию оного обер-полицмейстера из штатс-конторы ныне на первый случай 200 руб.» [103].

• Питались генералы преимущественно в станционных трактирах (позднее — в помещениях военных комендантов железнодорожных станций), а при более или менее продолжительных остановках их нередко приглашали к своему столу генерал-губернаторы, губернаторы и иные высокопоставленные лица. Например, известно, что паши, плененные в Карсе в 1855 г., обедали в Тифлисской резиденции Кавказского Наместника, как минимум, трижды (10 и 21 декабря 1855 г. и 1 января 1856 г.) [104].

• Заболевшие в пути чины свиты должны были, как и все пленники, госпитализироваться в ближайшие лечебные учреждения. Однако в действительности это происходило нечасто, поскольку паши крайне негативно воспринимали перспективу расставания с любым из своих людей и обычно настаивали на том, чтобы заболевшего, даже нетранспортабельного, везли вместе со всеми, вверив его судьбу воле Божьей. (Русские вмешивались и принудительно госпитализировали лишь тех, у кого диагностировали инфекционное заболевание).

• Еще большие сложности возникали тогда, когда Петербург давал предписание сократить численность сопровождающих, мотивируя это необходимостью снизить расходы на содержание в столице паши с большой свитой. В таком случае османский военачальник просто отказывался ехать далее. К примеру, на то, чтобы уговорить Ибрагим-пашу [8] взять с собой лишь 21 чел., а прочих оставить в Туле, ушла не одна неделя. Причем в уговорах приняли участие едва ли не все офицеры Тульского гарнизона. Уговорить же Эммин-пашу [5] оказалось значительно труднее, и он все-таки настоял на том, чтобы привезти с собой в Петербург до 70 подчиненных [105].

• В пути, при наличии угрозы возникновения опасных инфекционных болезней, самих турок, а равно их одежду и имущество для профилактики регулярно окуривали дымом горящего можжевельника. Характерно, что при этом полностью раздевали всех пленных… за исключением генерала [106].

• Отдельного внимания заслуживает эвакуация некоторых османских военачальников морем. Так, в октябре 1828 г. Юсуф-паша [49] был доставлен из Варны в Одессу на новейшем фрегате «Рафаил», а год спустя тем же маршрутом, но уже на линейном кораблей «Пантелеймон», проследовали Ахмет-паша [53] и Махмуд-паша [54]. Правда, эвакуация морем не обошлась без сюрпризов. Так, в июле 1829 г. двухбунчужный Осман-паша [60] прибыл из Месемврии в Одессу на коммерческом судне, после чего шкипер потребовал оплату в сумме… 3000 руб. (!) Поскольку за такие деньги паша в экипаже с шестеркой лошадей мог, к примеру, доехать от Месемврии до Оренбурга и вернуться обратно, разразился скандал. Правда, деньги в конечном итоге пришлось уплатить, т. к. судно было за фрахтовано порейсово, а не на срок [107].

По внутренним водным путям России частично эвакуировался только Яхья-паша [1]. Возможно, названное событие и не заслуживало бы отдельного внимания, но соответствующие повеления императрицы Анны Иоанновны Новгородскому губернатору (от 22 сентября и 5 октября 1737 г.) выглядят настолько примечательными, что мы решаемся привести их здесь лишь с незначительными сокращениями: «По нашему указу велено взятого в Очакове в плен турецкого сераскира Яхью-пашу, с некоторыми знатными турками, которые обретаются ныне в Малой России, отправить сюда и, как чаятельно, уже оный ныне в пути обретается, которого и прочих с ним турков потребно от Новгорода до Санкт-Петербурга сопроводить водою. Того ради надлежит вам по получении сего немедленно приискать и купить судна три или более, а буде готовых не найдется, то вновь сделать хорошие и к водяному ходу надежные и крепкие и во оных заставить сделать из досок каюты или чуланы <���…> с полками или широкими лавками крытые и другие потребные покои, а особливо одно судно для самого сераскира, убрав пристойные места какими сукнами и все те суда без всякого отлагательства совсем к ходу предуготовить, дабы помянутому сераскиру и прочим с ним туркам по прибытию в Новгород за тем ни малой остановки не приключилось и могли во оных все от Новгорода рекою Волхов до Ладоги и оттуда каналом и в Неву до Санкт-Петербурга безопасно и надлежащею выгодою ехать. А деньги на покупку и на дело и на убор тех судов употребить вам из имеющейся в Новгороде наличной казны. <���…> А в греблю на те все суда употребить от Новгорода до Санкт-Петербурга новгородских ямщиков за заплату прогонных денег, а буде ямщиков не достанет или им то будет во отягощение, то в прибавку к ним в гребцы нанять извозных людей, токмо при том на каждое судно выбрать и определить ямщиков добрых и искусных, которые весь тот водяной путь и как судами править совершенно знали. А ради квартиры оному сераскиру со всеми людьми в Новгороде приготовить вам заранее добрые и выгодные квартиры. И когда он в Новгород приедет и сколько при нем турков будет и которого числа оттуда водою отпустится, о том вам сюда репортовать. И понеже при реке Волхове ладожские пороги при упалой воде бывают не бесстрашны и могет быть сераскир ехать чрез оные в судне иногда опасение возымеет, того ради вам в запас прежде отъезду его сераскира из Новгорода послать к помянутым порогам нарочного с указом чтоб оной собрал тамо немедленно выше тех порогов с околичных жителей подвод уездных потребное число, на которых бы сераскир пороги сухим путем объехать мог» [108].