Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Зная привычки Иэясу, князья подносили ему соколов во множестве, а делегация из Кореи подарила ему в 1607 г. пятьдесят ловчих птиц. Для ловли соколов Иэясу отправлял своих людей по всей стране. Кроме прямых обязанностей, они выполняли и роль соглядатаев, что ценилось сёгуном весьма высоко.

На нашей планете проживает около 380 видов соколов, орлов и ястребов. Они питаются птицами, мелкими животными, грызунами, рептилиями, рыбой, насекомыми. Для охоты и дрессировки обычно используют только тех, пищей для которых служат птицы и мелкие животные. Японцы подразделяли ловчих птиц на два основных вида. При этом они исходили не столько из биологии, сколько из того, в каком возрасте они были пойманы. Птицы, пойманные птенцами, назывались судака , взрослыми — агакэ .

Судака легче поддаются дрессировке, но поскольку они не знают жизни в естественных условиях, они готовы напасть на любой движущийся объект. Зарегистрированы случаи, когда сокол-судака, привлеченный веселым помахиванием хвоста лошади, нападал на нее, вонзая когти в зад ничего не подозревающего животного. Когти соколов перед охотой слегка подпиливают, чтобы они не разорвали свою жертву на части, но и шкура лошади, согласитесь, — тоже не из брони. Судака атакуют собак, кошек и даже людей — то есть тех четвероногих и двуногих, на которых «нормальный» сокол никогда не нападает. Поэтому соколов-судака использовали для охоты на крупных птиц — журавлей, диких гусей, лебедей, цапель. Что касается агакэ, то с ними охотились на фазанов, перепелов, куропаток.

После периода Мэйдзи вместе с появлением огнестрельного оружия и ввезенных из Европы охотничьих пород собак соколиная охота быстро деградирует. В настоящее время от нее остались одни воспоминания. Впрочем, и «настоящая» охота — с собаками и ружьями — у нынешних японцев тоже не пользуется популярностью. Для этого у них не хватает ни времени, ни диких животных, ни птиц, ни охотничьего темперамента.

Давным-давно жил-был один человек, живший тем, что выращивал соколов. И вот однажды хотел он поймать улетевшего от него сокола и бежал за ним по земле, следя за полетом. Приметил он тут, что сокол строит гнездо на высоком дереве, что росло в долине за дальними горами. Обрадовался он, что удалось сокола выследить, вернулся домой.

Прошло какое-то время и птицелов решил, что как раз хорошее время настало птенцов взять. И отправился за ними. Вот видит он, что за высокими-превысокими горами растет огромное железное дерево, распростершее ветви над глубокой-преглубокой пропастью. А на вершине дерева — гнездо с птенцами, вокруг которого сокол кружит. Глядит, а сокол тот очень красив. Ну, думает, стало быть и птенцы хороши быть должны. Забыл про все, на дерево полез. Кажется ему: вот-вот до гнезда доберусь. Но тут ветка под ним обломилась, и полетел он в пропасть. Упал на ветви дерева, что росло на склоне, схватился за них чуть живой. Что делать? Глянул вниз, а там пропасть бездонная. Глянул вверх — скала без конца-края, никак не взобраться.

Бывшие с ним слуги решили, что если хозяин в пропасть свалился, так непременно конец там свой нашел. Но все же решили вниз посмотреть. Подошли к обрыву, изловчившись, на цыпочки встали, вниз заглянули. Глядят так, а там за густыми ветвями и не видно ничего. Головы у них закружились, закручинились они, но так ничего и не увидели. Делать нечего — вернулись домой. Рассказывают: так, мол, и так. Жена с детьми плакали-кричали, да что толку? Хоть и не увидишь больше хозяина, но все же захотели пойти к обрыву. Но слуги сказали: «Только мы дороги не помним. Да там даже дна-то у пропасти не видать. Мы сколько ни глядели, а ничего не увидели». Да и другие люди тоже так сказали. Вот так никто никуда и не пошел больше.

А сам хозяин между тем уселся на выступ скалы размером с поднос, за ветви схватился — пошевелиться не может. Чуть двинься — в пропасть свалишься. Как быть? Но хотя жил тот человек тем, что птицами торговал, с младенческих лет привык он читать «Сутру бодхисаттвы Каннон». И просил теперь он так: «Я тебе поклонялся, теперь и ты мне помоги». И ночью, и днем бессчетно читал он теперь эту сутру. И вот дошел он до слов: «Глубина глубокой клятвы подобна морю», и показалось ему, что со дна пропасти кто-то медленно выползает. «Что это?» — думает. Пригляделся — а это змея огромная. Ползет она к нему — сейчас проглотит, вот ужас-то! «Каннон, спаси!» Так он молил в страхе о помощи, а змея все ближе и ближе, вот уже под ногами поползла. Но не проглотила птицелова, еще выше стала подниматься. «А что, если схватиться за нее? Может, поднимет меня наверх?»

Птицелов вытащил из-за пояса меч и вонзил его в спину змеи. А сам схватился за меч — змея его за собой и поволокла. И так поднялся он на вершину. Поднявшись же, хотел меч вытащить, да только он так глубоко засел, что и не вытащить. Так оставил. Змея же, как была с мечом, так с ним на другую сторону пропасти и уползла. Обрадовался мужчина и думал поскорее домой пойти. Только за эти дни тело без движения онемело, да и не ел он ничего, исхудал, стал на тень похож. Но все-таки кое-как добрел.

А дома ему так сказали: «А мы уж тебя и не ждали!» К тому времени службу заупокойную уже отслужили, сутры отчитали, и вдруг — хозяин домой вернулся. Поразились домашние, наплакаться не могли.

Птицелов рассказал, как дело было, как Каннон чудо сотворила и от смерти его спасла. Говорил он и плакал, плакал и говорил. Поевши же, спать лег. Наутро встал пораньше, руки помыл и хотел было сутру всегдашнюю читать, да как только открыл ее — тут и увидел, что меч его давешний из сутры торчит, в слова «Глубина глубокой клятвы подобна морю» вонзился. Вот чудеса-то! И выходит, что сутра сама змеей обернулась и птицелова от смерти спасла. Удивился и расчувствовался он безмерно. Да и люди вокруг от удивления в себя прийти не могли.

Вот и получается, что доверившийся Каннон непременно от нее помощь получит.

«Старики вам обрадуются, — сказал Мурано молодоженам — Китиро и Юкико. — Отец с матерью почти ничего не слышат, так что не обращайте внимания, если что не так».

По рабочим обстоятельствам Мурано был вынужден переехать в Токио. Его престарелые родители остались в Камакура. Жили они в домике, расположенном в некотором отдалении от основного строения. Поэтому и решили сдавать его людям. Чем стоять дому пустым, а самим им пребывать в полном одиночестве, лучше пустить кого-нибудь, решили они. Поэтому и плату назначили чисто символическую.

Сват Китиро и Юкико был знакомым Мурано. Он предварительно навел мосты, и, когда молодожены пришли к Мурано, их ждал весьма сердечный прием.