Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Еще одна песня, первоначально предназначавшаяся для исполнения во время брачных игрищ, гласит:

Хроника толкует песню так: «По прошествии нескольких лет стало понятно, что эта песня обозначала, что Сога-но Курацукури окружил принцев Камицумия на горе Икома».

Таким образом, язык любовных переживаний становится языком описания событий, которые не имеют к любви абсолютно никакого отношения.

В Европе и в России по сравнению с синтоизмом более известен японский буддизм. Спору нет: он внес огромный вклад в японскую культуру, привнеся в нее, в частности, печаль неизбежного расставания. Не следует забывать, что рядом с буддами существовали и податели жизни — синтоистские божества. И мощный творительный, деторождающий потенциал мифа никогда растрачен не был, то есть буддизм заполнил ту нишу печали и расставания, занять которую синтоизм не хотел или же не смог. Но энергия роста растений, но плодотворная энергия размножения людей, всегда оставались во власти синтоистских божеств и почитавших их людей, так что конкурирующие (взаимодополняющие?) эмоции оказались разведены ситуативно. И сложилось так, что буддизм стал обслуживать похороны (в обиход вошло кремирование), а синтоистские жрецы были признаны специалистами по части радости рождения и свадеб. При этом «аудитория» первого и последнего обрядов жизненного цикла совпадала.

Но так было в жизни, в реальном круговороте ритуала. Литература же, польстившись на заморско-буддийское пренебрежение к радостям жизни, стала «интересничать», что, впрочем, отнюдь не помешало ей создать великие памятники тщетности отдельно взятой человеческой жизни.

Японская литература предпочитает описывать не саму любовь, а прощание. Совершенно естественно, что прощанию предшествовала любовь, даже если она (по законам жанра) и не сумела попасть на страницы поэтических или же прозаических произведений. В то же время прекрасно известно, что численность населения Японии до самого последнего времени увеличивалась весьма успешно. То есть жизнь продолжалась и не знала перерывов, несмотря на бесконечные рассуждения о ее неизбывной бренности.

Современный человек склонен преувеличивать уникальность времени, в котором ему выпало жить. Обладатель компьютера с гордостью называет нынешний век «веком информации». Такая формулировка предполагает, что раньше никакой информации не было. Разумеется, это не так, хотя — спору нет — информационные технологии продемонстрировали в последние десятилетия ощутимый прогресс.

Управление в Японии VIII века, а это была эпоха расцвета древнеяпонского централизованного государства, осуществлялось с опорой на письменность. Писцы заносили на бумагу все распоряжения центральных ведомств и все отчеты нижестоящих учреждений. Согласно японскому законодательству, устные распоряжения даже государя не имели юридической силы и не должны были быть принимаемы к исполнению. В связи с таким уважительным отношением к письменному слову до нашего времени дошло не так мало древних документов.

Совершенно понятно, что массовый обмен письменной информацией мог быть обеспечен только при условии организации планомерного процесса обучения. Действительно, школы чиновников создаются в Японии достаточно рано: столичная — в 670 г. (около 450 учеников), провинциальные — в 701 г. (с числом учеников от 24 до 60, количество провинций составляло около 60). Кроме того, существовали специализированные школы медицины и астрологии (общее число учеников — около 110). Совокупное число чиновников составляло около десяти тысяч человек, и все они были грамотными. Если учесть, что какое-то количество буддийских монахов получало образование при монастырях, станет понятно: система образования для своего времени была поставлена весьма неплохо.

В самом общем виде партнеров по «бюрократическому» общению можно подразделить на две категории: центральные ведомства (т. е. учреждения, располагавшиеся во дворце императора в Нара) и местные органы власти (управления провинций, управления уездов и села). Властная вертикаль была выстроена строго иерархически, закреплена законодательно и поэтому ни один орган не обладал свободой выбора. Центр имел своим партнером провинцию, провинция — уезд, уезд — село. При этом обмен документами не мог, как правило, осуществляться по горизонтали — скажем, между отдельными провинциями или уездами.

Приказы и донесения доставлялись по достаточно разветвленной сети дорог с устроенными на них почтовыми дворами. Расстояние между островом Кюсю и столицей Нара покрывалось государевыми гонцами за четыре-пять дней, а между северо-восточными районами Хонсю и столицей — за семь-восемь дней.

Над перепиской деловой документации напряженно трудились писцы. В столице, которая к этому времени была уже перенесена в Хэйан, их число составляло 152 человека в начале VIII в. и 390 человек — в X в. Сохранившиеся данные по переписчикам буддийских сутр позволили историку Сакаэхара Товао прийти к выводу, что каждый из них переписывал в день около 3800 иероглифических знаков. Я исхожу из допущения, что переписчик на государственной службе выполнял тот же самый объем работы, что и переписчик сутр. Отклонения, безусловно, возможны, но вряд ли они носят принципиальный характер.

Каждый писец на государственной службе работал в среднем 20 дней в месяц, т. е. 240 дней в году. Получается, таким образом, что количество письменной информации, производимой двором, составляет следующие цифры. Для VIII в.: 577 600 знаков в день, 11 552 000 знаков в месяц и 138 624 000 знаков в год. Для начала X в. соответствующие цифры составляют 1 482 000, 29 640 000 и 355 680 000 знаков. Эти данные впечатляют. При этом в наши расчеты входят только «беловые» документы центральных учреждений на бумаге — не учитывается объем информации многочисленных моккан, документы управлений провинций, уездов и буддийских институтов, индивидуальные сочинения, переписка и др.

Чтобы лучше представить себе объем производимой государственными учреждениями информации, сравним его с количеством знаков, содержащихся в хронике «Сёку нихонги» — «Продолжение анналов Японии» — основным историческим источником VIII в. Согласно моим подсчетам, оно составляет около 359 000 знаков. Таким образом, еще в VIII в. объем ежедневно производимой только столичными чиновниками информации намного превышал объем хроники, охватывающей события в 95 лет (с 697 по 791 гг.). Это, в частности, показывает, какой активной была работа государственного аппарата по продуцированию письменной информации и какая ничтожная ее часть (всего около 0,003 процента!) находится ныне в нашем распоряжении.