Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

22 сентября я переехал на бригантине в Ревель (на ревельский берег?); 23-го (отправился далее) из Ullfholm’a на маленьком плоскодонном голландском судне для молока (melkeskoyte), с парусом из старого мешка, привешенным к шесту, (и) при довольно свежей погоде, которая по пути все более и более портилась, (подошел) на 2*/ 2мили ближе к Ревелю, куда после больших опасностей и прибыл благополучно в тот же вечер.

(В Ревеле) я застал датского капитана Розенпальма [447]. (Он) зашел туда со своей шнявой, в которой открылась течь вследствие того, что он наткнулся на мель близ Эзеля. (В шняве) было 7 футов воды. (Розенпальм) послан был к царю с письмом по тому же делу, что и я, ибо (в Дании) думали, что я уже утонул, об этом он мне (сам) рассказал.

24-го (сентября) я выехал из Ревеля; прошел еще через несколько (противо)чумных застав, на одной из коих ночью меня чуть не застрелили. Дорогой я иногда испытывал большой недостаток в лошадях. 26-го (сентября) прибыл в Пернов, (но) тотчас же поехал далее, и, чтобы избежать задержания в разных местах, снова проскользнул тайком мимо нескольких чумных застав. Наконец, 27-го, не предупредив о себе, прибыл в Ригу, где в тот (самый) день умерли от чумы (местный) комендант и его жена. Великим для меня счастьем было то, что (рижский) вице-комендант, генерал-майор Буш, ныне покойный, был моим другом и вообще (доброжелателем) всех датчан; иначе мне пришлось бы плохо за то, что, проехав чрез столько замученных местностей, постоянно проскальзывая (тайно мимо карантинов) (и проскользнув) даже мимо стражи у городских ворот, я пришел просить у него содействия к продолжению моего путешествия. (Здесь), как и всюду, за подобные (тайные переходы меня) легко могли бы вознаградить пеньковой петлей. Но если б в это путешествие я выдерживал на каждой заставе карантин, то и в несколько лет не вернулся б на родину.

В Риге я принужден был переночевать. (Там) мне выстирали белье; (оно) было не только черно (от грязи), но и покрыто вшами, дезертировавшими на меня во множестве с матросов на яле и расквартировавшимися без приказания. Но (стирка) не помогла; (вши) уже завели себе гнезда в моей шерстяной одежде, и, таким образом, к великой моей досаде и неудобству, я должен был содержать на постое и кормить этих насекомых вплоть до самого Копенгагена.

29-го (сентября) прибыл я в Митаву. Я испытал большой недостаток в лошадях, но все же подвигался вперед, устраиваясь как умел — то добром, то силой и хитростью.

2 октября прибыл в Мемель, далее проехал на Кёнигсберг, Данциг и Столпе в Штеттин, взятый русскими накануне моего приезда [448]; оттуда переехал через Шпрее (и достиг) Берлина. Хоть и не по дороге, но приходилось заезжать туда, чтоб не путешествовать по шведским владениям. Затем я направился на родину ближайшей дорогой, мимо многочисленных чумных застав на бранденбургской, мекленбургской, ганноверской и любекской территориях: ввиду чумы, свирепствовавшей в то время в Гамбурге, я (поневоле) должен был ехать этим круговым путем. Далее прибыл я в Любек; затем (проехал) чрез Киль, Шлезвиг, Фленсбург (и) Хадерслебен, (прибыл) в Нюборг, откуда 19 октября, следовательно, поздней осенью, принужден был, вследствие штиля, перейти чрез Большой Бель в маленьком ялике на веслах. При этом я заехал на остров Спрогэ, чтоб дать отдохнуть людям. Затем прибыл в Корсэр, в Слагельсе, в Рингстэд.

По дороге из (Рингстэда) в Роскильде, под (самый) почти конец настоящего моего удивительного и опасного путешествия, я чуть не погиб, ибо ночью, под самым (Ригстэдом), кучер мой опрокинул (меня, сорвавшись) с повозкой и лошадьми с каменной плотины, (причем) он сильно расшибся. На мое счастье, я (в то время) бодрствовал и, поспешно выскочив из повозки, благодарение Богу, остался цел и невредим. (Между тем случай этот), в особенности если б я (в ту минуту) спал, легко мог стоить мне жизни или (по крайней мере отразиться на моем) здоровье.

20 октября в 8-м часу утра я благополучно и счастливо прибыл в Копенгаген, пропутешествовав денно и нощно в течение трех месяцев и двух дней, морем и сухим путем, (и сделав) примерно 800 немецких миль. Приехал я на два дня позднее Петра Флювера, путь которого морем был на 140 миль короче моего по суше. Итак, менее чем в 11 месяцев я побывал два раза в России, да еще между обоими (этими) путешествиями провел более четверти года дома. Вечная слава имени Господнему!

И таким-то образом я в третий раз благополучно вернулся из России на Родину, но (по приезде), вследствие (долгого) путешествия, не прекращавшегося (ни) днем (ни) ночью, и чрезмерного (в пути) бдения, я вначале не мог спать, однако день ото дня стал спать все больше и больше, так что (под конец) вынужден был поставить у моей постели вахтенного, чтоб вытаскивать меня из нее, когда я пересыпал известные часы. В течение дня я безостановочно ходил, чтоб быть в движении и не умереть от сонной болезни и (избытка) покоя.

По исправном исполнении мной таким образом, к удовольствию короля и Тайного совета, всего, что мне было поручено, меня снова заверили в милости (ко мне) его королевского величества…

Шведский гоф-канцлер фон Мюллер в постскриптуме письма своего к шведскому посланнику при Голландских генеральных штатах Пальмквисту, из Бендер, от 20 ноября 1711 г., пишет: «Emädan man erfarit at Ryssarne paa alt sätt sökt at öfwertala Werlden om deras förmenta fördehl öfwer Turkasrne uti Moldau, sa har man latit här uppsättja en sanfärdig berättelse om det som emellan dem darsammestädes föreluppet, hvilken lag tillika med planen härmed ofuersände welat. (Узнав, что русские всячески стараются убедить свет в своей воображаемой победе над турками в Молдавии, здесь приказали изготовить правдивый отчет о том, что произошло между (русскими и турками), каковой отчет я вместе с планом сего препровождаю)».

Упоминаемый в этом письме план писан сепиею и другими красками. Исполнен он замечательно хорошо. Размеры его 50x37 сантиметров. В правом углу, внизу, помещено немецкое объяснение в соответствии с выставленными на плане цифрами.

Гравированный план в записках Юля вполне соответствует этому плану; разница лишь в размерах (38,5x31 см), да в том, что на рукописном, бендерском, турецкие и татарские ставки изображены в виде зеленых спиралей и жуков, на гравированном же, юлевском, в виде палаток. Поэтому есть основание предположить, что последний гравирован в Голландии по распоряжению названного выше шведского посланника Пальмквиста (см. шведский исторический временник за 1894 г., с. 85) [449].

Фототипия этого гравированного плана помещается после страницы 443.

Для большого удобства читателей приводим здесь значащиеся на плане объяснения:

1. Des Gross Vizirs erstes lager an dem Prutt Strom ehe er über die brücken gegangen.

2. Die drey Brücken und das retranchement vor denen brücken.

3. General Janusch Esquadrons so das erste Türckische lager zu recognosieren aus gegangen waren.