Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Маневр немцев потерпел полное крушение. Дёниц следующим образом описывает в своих мемуарах разочарование во Фленсбурге:

«Позиция Эйзенхауэра была совсем иной, чем у Монтгомери». Он «не учитывал те изменения, которые произошли в политическом положении в мире». «Он не понял, что с форсированием Рейна американскими войсками Америка достигла своих стратегических целей». «На смену военной задаче пришла задача политическая: освободить немецкие земли именно с помощью англо-американских войск, дабы они не были оккупированы русскими». Именно в этом смысле «положение в мире должно было надолго измениться» [66] Karl Dönitz. Op. cit. .

Сказано совершенно ясно. Для Дёница, как и для Черчилля, вина Эйзенхауэра заключалась в том, что он соблюдал соглашения, заключенные с русскими. Поступая таким образом, он недооценивал изменения положения в мире, которые произошли вследствие поражения Германии. Теперь речь могла идти лишь об «освобождении» немецкой территории англо-американцами, так как Германия должна стать после войны их союзницей.

После неудачи попытки Кессельринга для «правительства» во Фленсбурге не оставалось ничего другого, как поставить вопрос на реальную основу. Дёницу следовало самому взять на себя ответственность. Переговоры должны были касаться общей капитуляции.

Как только отрицательный ответ Эйзенхауэра Кессельрингу дошел до верховного командования вермахта, Дёниц вновь поручил Фридебургу, находившемуся в это время в ставке Монтгомери в Люнебурге, отправиться незамедлительно в Реймс. Адмирал прибыл туда в тот же день, 5 мая. Эмиссар фленсбургского «правительства» прибыл туда не затем, чтобы подписывать капитуляцию. Он не имел на это полномочий. Он просто должен был вести переговоры, и вести их ради достижения, вопреки всему, сепаратной капитуляции на западе. Немцы были упорны.

Фридебург должен был попытаться «заключить с Эйзенхауэром соглашение о частичной и чисто военной капитуляции перед американскими войсками», так как «соглашения, подписанные в Италии и на северо-западе, позволяли надеяться на успех» [67] Lüdde-Neurath. Op. cit. .

Без сомнения, штаб Эйзенхауэра нельзя было сравнить со штабом Александера или Монтгомери. Но климат в Реймсе был не менее странный. Ближайшие сотрудники командующего не разделяли его взглядов на общее положение, и в особенности на немецкую капитуляцию перед русскими.

Любопытно, что немецкий уполномоченный не имел никаких прямых контактов с главнокомандующим [68] Официальные американские документы, относящиеся к этому делу — одному из самых темных дел этого периода войны, — возможно, навсегда будут скрыты в архивах Вашингтона. . Он вел переговоры исключительно с начальником его штаба генералом Беделлом Смитом. Именно ему представился Фридебург по прибытии в Реймс. Немецкий эмиссар, прибывший для переговоров о капитуляции, так и не увидел лица человека, который должен был принять эту капитуляцию. И это не все. Эйзенхауэру еще предстояло исчезнуть в день подписания акта капитуляции.

Пытаясь объяснить этот парадокс, ссылались на чрезвычайную скромность Эйзенхауэра, не любившего подобные церемонии. Между тем его адъютант Гарри К. Бучер сообщает, что Эйзенхауэр был настроен подписать немецкую капитуляцию. Он даже прямо высказал такое пожелание в первый момент, когда Монтгомери сообщил ему по телефону 3 мая, что немцы готовы капитулировать [69] См.: Harry С. Butcher. My three Years with Eisenhower. New York, 1946. . Объяснение, таким образом, не является удовлетворительным.

Переговоры между Фридебургом и Беделлом Смитом велись, несомненно, о капитуляции, но велись в такой форме, которую не допустил бы Эйзенхауэр, если бы он принимал в них непосредственное участие. Все происходило так, словно речь шла о новой частичной капитуляции, только в крупных масштабах, именно так, как того желали немцы.

Любезно предоставив Фридебургу возможность привести свои аргументы, Беделл Смит ответил в духе, свидетельствовавшем об аналогичных намерениях. «Война, — сказал он, — была проиграна [для Германии] с тех пор, как американцы перешли Рейн».

Эта циничная фраза означала, что война касалась в первую очередь американцев и немцев. Следовательно, только им предстояло урегулировать между собой вопрос о мире. Все было совершенно естественно: поскольку Германия потерпела поражение от Америки, то именно перед ней и должен был капитулировать вермахт.

В этом ошеломляющем, исключительно германо-американском диалоге о войне и победе начальник штаба генерала Эйзенхауэра до такой степени утратил чувство реальности, что начисто забыл, что американцы, без сомнения, не только не форсировали бы Рейн, но и не высадились бы в Нормандии, если бы Гитлер не напал на Советский Союз, как это признал генерал Иодль перед Нюрнбергским трибуналом.

Возникает вопрос: не могли ли немцы выиграть партию и на этот раз, если бы Эйзенхауэр не испортил им игру? Как только ему сообщили о результатах первоначальных переговоров немецкого эмиссара с начальником его штаба, он напрямик дал знать Фридебургу, что примет только безоговорочную капитуляцию на всех фронтах, на востоке и на западе. Поэтому он разрешил адмиралу послать вестника во Фленсбург, чтобы потребовать присылки лица с настоящими полномочиями. Этот посланец, генерал Кинцель из делегации Фридебурга, тотчас же выехал. Капитуляция, задуманная таким образом, должна была быть подписана без промедления от имени адмирала Дёница в качестве главы немецкого государства и главнокомандующего вермахта. Итак, больше не должно было быть частичных капитуляций чисто военного характера.

Однако Эйзенхауэр остановился на полдороге. Он требовал общей капитуляции, но он готов был также принять капитуляцию немецких вооруженных сил с восточного фронта. Это фактически означало, что не будет действительной капитуляции этих войск перед русскими. Таким образом, как и при капитуляции в Италии, русские не участвовали в переговорах. Их оставили в полнейшем неведении относительно того, что происходило между американцами и немцами при подготовке документа о капитуляции.

Дёниц немедленно созвал «военный совет», на котором присутствовали фельдмаршал Кейтель, генерал Иодль, «премьер-министр» и министр иностранных дел граф Шверин фон Крозик, а также два других генерала из верховного командования вермахта, чтобы выслушать посланца адмирала фон Фридебурга.

Его сообщение было лишь отчасти разочаровывающим: Эйзенхауэр отвергал сепаратную капитуляцию, но зато согласен был практически принять капитуляцию всех немецких вооруженных сил — и восточных, и западных. Тем не менее в завязавшейся дискуссии все, по свидетельству Людде-Нейрата, пришли к согласию объявить неприемлемыми условия, поставленные Эйзенхауэром: «Предоставьте войска восточного фронта русским». Это означало, что они упрямо добивались сепаратной капитуляции на Западе.