Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

В этих условиях Иодль был вынужден признать, что переговоры закончены. Он передал радиограмму во Фленсбург, чтобы сообщить об окончательной неудаче переговоров и попросить у Дёница, как это было предусмотрено ранее, окончательного разрешения подписать капитуляцию. Эта плохая весть пришла во Фленсбург после полуночи, в четверть первого 7 мая. Эйзенхауэр настаивал на том, чтобы немцы без промедления подписали полную и безоговорочную капитуляцию. В противном случае переговоры будут прерваны.

«Я не вижу иной альтернативы, кроме хаоса или подписания», — добавлял он, выражая свое собственное мнение. Он просил, чтобы ему немедленно подтвердили по радио, что он «имеет все полномочия для подписания капитуляции». Последняя должна будет тотчас же вступить в силу, и военные действия прекратятся 9 мая в 00 часов.

Это было крушение всех надежд немцев. Их маневры, интриги и «хитросплетения» были расстроены. Единственное, что усвоили в верховном командовании вермахта из сообщения Иодля по радио, — срок, назначенный для прекращения военных действий.

Оставалось как-никак 48 часов, чтобы «спасти еще значительную часть немецких войск на востоке» [72] Lüdde-Neurath. Op. cit. .

Иодль получил радиограмму с разрешением Дёница. В 2 часа 45 минут 7 мая он подписал капитуляцию всех немецких вооруженных сил, наземных, морских и воздушных, на всех фронтах. Как только в 10 часов 45 минут этот документ был получен верховным командованием вермахта, он был немедленно передан по радио и по телефону всем немецким соединениям во всех концах Европы. Армия Гитлера сдавалась все же американскому генералу.

Здесь начинается другая, бесконечно более темная и более неправдоподобная история. Апофеоз победы довел невероятность этой истории до высшего предела.

В принципе акт капитуляции не должен был порождать никаких проблем. Все было давно согласовано между «великими союзниками». Формула безоговорочной капитуляции исходила от Рузвельта, уговорившего Черчилля на конференции в Касабланке в феврале 1943 года принять ее. Последний сделал это, впрочем, не без некоторых недомолвок; Сталин позднее без всяких возражений присоединился к этой формуле.

Документ, содержащий договор о капитуляции, был составлен Европейской консультативной комиссией (ЕКК), заседавшей в Лондоне; это была межсоюзническая организация, созданная для подготовки мирного договора с Германией после ее поражения. По условиям этого документа капитуляция Германии должна была быть безоговорочной и одновременной на всех фронтах, на востоке и на западе. Немецкие армии должны были оставаться на месте и сложить оружие перед тем противником, который противостоял им.

Между тем с приближением окончательной победы сам принцип безоговорочной капитуляции был поставлен под вопрос, как англичанами, так и американцами. Они полагали, что этот принцип, толкая немцев на сопротивление до последнего, тем самым приводит к затяжке войны. Но за этим внешне логичным и как будто дельным тезисом скрывались другие соображения, преимущественно политического характера.

Прежде всего этот тезис был выдвинут в такой момент, когда не могло быть и речи ни о какой затяжке войны. Катастрофа вермахта была столь же очевидной, сколь и неизбежной. «Конец войны был виден», он был лишь «вопросом дней», замечает генерал Эйзенхауэр в своих мемуарах, ссылаясь на военные события апреля 1945 года.

С другой стороны, из мемуаров еще одного американца, Роберта Мэрфи — о нем мы уже слышали, — нам известно, что британские офицеры (в штабе Эйзенхауэра) открыто обсуждали со своими американскими коллегами целесообразность безоговорочной капитуляции в условиях, когда немцы были готовы сложить оружие. Риск продолжения войны был столь ничтожен, что военные занимались главным образом политикой.

Трумэн в свою очередь идет еще дальше в своих мемуарах.

«В этот период [то есть в период, когда поражение вермахта было близким] Германия, — пишет он, — подверглась огромным разрушениям, но разрушения даже подобных масштабов не обязательно означали военное поражение. Необходимо было добиться крушения всех организованных усилий со стороны армии, полного развала, и именно этот развал союзники хотели сделать наглядным для немецкого народа». Между тем именно такого полного развала немецкой армии стремились избежать те, кто пытался саботировать принцип безоговорочной капитуляции. И Трумэн добавляет, без сомнения желая показать, что те, кто «саботировал», едва не преуспели: «Я не уверен, что мы добились бы ее [безоговорочной капитуляции], если бы немцы сумели остановиться вовремя, если бы Гитлер раньше понял, что он проиграл, и позволил новому правительству взять власть, чтобы подчиниться союзникам» [73] Согласно книге Аллена Даллеса («Germany underground»), который с 1942 года и до конца войны в качестве главы американской разведывательной службы в Швейцарии находился в контакте с заговорщиками, организовавшими 20 июля 1944 года покушение на Гитлера, их политическая программа предусматривала: сепаратную капитуляцию немецких войск на западном фронте, чтобы тем самым открыть «путь для оккупации Германии американскими и британскими войсками, в то время как русских на восточном фронте продолжали бы сдерживать». См. по этому вопросу также: Gerhard Ritter . Karl Gördeler und die deutsche Widerstandsbewegung. 1954. .

В этих нескольких строках Трумэн отмечает самый опасный момент войны. Это был как раз тот момент, когда определенные лица «саботировали» — выражение президента — безоговорочную капитуляцию Германии, чтобы позволить ей избежать полного поражения. Эти лица, несомненно, достигли бы своей цели, если бы немцы не упустили случая. Дело было именно в них, так как они в свою очередь должны были действовать. Именно таков был замысел, когда организовывали заговор 20 июля 1944 года против Гитлера. Идея политического главы заговора, доктора Герделера, заключалась в решении «по образцу Бадольо» в Италии, что позволило бы Германии выйти из войны и превратить войну в антибольшевистский «крестовый поход» с участием самой Германии.

Активность тех, кто «саботировал» безоговорочную капитуляцию, легко объяснима. Их занимала преимущественно политика. Поскольку война была почти окончена, они думали о послевоенном периоде. Под предлогом необходимости для союзников «избежать гибели человеческих жизней» они хотели избавить Германию от полного развала. Ибо они уже рассматривали эту страну как фактор послевоенного «равновесия в Европе». Чем ближе была победа, тем сильнее становилась в Лондоне и Вашингтоне тенденция уберечь немцев и сохранить промышленный и военный потенциал Германии.