Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

А вот представьте себе! Есть неопровержимые документальные доказательства того, что именно в конце 1942 года и именно в воркутинских лагерях произошли события, которые запросто могли послужить толчком для создания песни о вооружённом побеге зэков!

Причём речь идёт не о каком-то банальном побеге парочки заключённых, которые захватили оружие у охраны и затем устроили перестрелку с преследователями. Берите выше! Мы имеем в виду настоящее восстание лагерников, которое перешло в многодневные бои. Случилось это в Усть-Усинском лагпункте «Лесорейд» Воркутлага НКВД. Руководил восстанием бывший зэк Марк Ретюнин, оставшийся работать на лесопункте «вольняшкой». Это было первое массовое вооружённое выступление узников ГУЛАГа. А поскольку вспыхнуло оно как раз в Воркутлаге, есть прямой смысл остановиться на нём подробно.

О восстании Марка Ретюнина глухо упоминали и Александр Солженицын, и его близкий знакомый по лагерю Дмитрий Панин, и ряд других сидельцев. Но до последнего времени сведения эти были обрывочны и неточны (все документы оставались засекреченными и недоступными), а самих руководителей «усинского бунта» часто выставляли обычными бандитами и пособниками фашистов. Так, пламенный троцкист Исай Абрамович в своих «Воспоминаниях и взглядах» пишет:

«Причины возникновения таких бунтов можно понять, но восхищаться ими нет никаких оснований. “Вождя” одного из таких восстаний против советской власти Марка Ретюнина, о котором упоминается в “Архипелаге ГУЛАГ”, я знал лично с января 1937 по апрель 1941 года на лесзаге “Касью”… Этот “свободолюбивый” герой был бывшим бандитом, осуждённым за убийство по статье 59–3. Он был безграмотным, умеющим читать по складам и писать печатными буквами. Психология этого дремучего человека изменилась за время его пребывания в лагере только в том отношении, что он под влиянием бывших врагов революции сменил идею убийства ради ограбления на идею массового и беспощадного убийства людей, стоящих выше него на социальной лестнице.

Его захватывала “мысль”, что наступит такое время, когда можно будет без опаски уничтожать людей. Он одинаково восхищался и Сталиным, и Гитлером, как людьми с сильным характером. “Вот это люди!” — восклицал он, при этом сжимая оба кулака, представляя этим жестом удушение человека. По вине Ретюнина погибло много людей прекрасных и ни в чем не повинных, кроме того что они знали Ретюнина».

Однако верить безоговорочно этим «свидетельствам» я бы поостерёгся, поскольку они в корне противоречат воспоминаниям других лагерников, знавших Ретюнина. Действительно, в лагпункте «Лесорейд» на 24 января 1942 года находилось 193 заключённых, из них 62 — «политики» (большинство приняли участие в восстании). Чтобы заурядный тупой бандит поднял такую массу и повёл за собой — это полная чушь.

Иначе пишет о Ретюнине в исследовании «Усинская трагедия» краевед Михаил Рогачёв: «Тайные осведомители характеризовали Ретюнина как “сильного, решительного и честного человека, способного к смелым и решительным действиям”. По свидетельству современников, он производил впечатление волевого человека, умеющего справиться с массами, был хорошим организатором. При этом Ретюнин пользовался авторитетом среди рабочих зэков, но среди “отрицательного элемента” авторитет потерял.

Начальник управления Воркутлага, капитан госбезопасности Тарханов считал Ретюнина одним из лучших работников, “готовым и способным ради производственных интересов лагеря чуть ли не жертвовать своей жизнью”. В то же время “в характере Марка, кстати большого любителя и знатока поэзии, чувствовалась тяга к эффекту и авантюре”».

А вот свидетельство бывшего узника ГУЛАГа Владимира Зубчанинова: «Я познакомился с начальником рейда Ретюниным. Он был из тех крестьянских парней, которых во время коллективизации судили как бандитов. Срок он отбывал на Воркутинских шахтах, где возглавлял одну из самых лучших горняцких бригад. После освобождения его сделали начальником сначала небольшого лесзака, а теперь — Усть-Усинского рейда. Походкой он напоминал медведя, рыжая лохматая голова была у него немного наклонена вперед, и глазки смотрели тоже по-медвежьи. Но это был романтик. В его избушке, стоявшей на высоких сваях, лежал томик Шекспира. Когда я взялся за него и раскрыл, Ретюнин сказал:

— Вот был человек!

И наизусть стал декламировать:

— Понимаешь? Живём в надежде, открыт подъём! Это не всякому червяку даётся».

Согласитесь: между бандитом, читающим по слогам, и романтиком, любителем поэзии, цитирующим наизусть Шекспира, существует огромная разница…

Впрочем, перейдём непосредственно к восстанию. И тут нас ждёт неожиданное открытие: если верить докладной записке замнаркома внутренних дел Коми АССР П. А. Корнилова народному комиссару внутренних дел Коми АССР С. И. Кабакову (февраль 1942 г.), у воркутинских зэков не было причин для недовольства! Начальник Воркутлага капитан госбезопасности Леонид Тарханов, можно сказать, прослыл либералом — и это несмотря на то, что Воркутлаг специальным приказом НКВД был отнесён к числу особых режимных лагерей: 55,9 % здешних заключенных составляли «изменники родины, шпионы, диверсанты, террористы, повстанцы, троцкисты, бандиты и др. особо опасные государственные преступники». Между тем целый ряд лагерных подразделений даже в начале войны не имел закрытых зон, а заключённые передвигались без конвоя — в том числе «политики» и бандиты. Зэчки, осуждённые за контрреволюцию и шпионаж, служили домработницами в домах сотрудников колоний.

Ничего не изменил даже приказ народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Берии и Генпрокурора Виктора Бочкова № 221 от 22 июня 1941 года, которым было предписано в 24 часа «сосредоточить под усиленной охраной в зонах контрреволюционеров, бандитов, рецидивистов и других опасных преступников, также немцев и иноподданных, прекратить бесконвойное их использование». Ага! Разбежались! На 1 января 1942 года из 10 185 расконвоированных заключённых Воркутлага «контрреволюционеры и бандиты» составляли более 80 %. В некоторых подразделениях без конвоя передвигались все заключённые, независимо от степени «социальной опасности».

Оперативники жаловались, что начальник Воркутлага Тарханов отмахивается от их сигналов, а их требования ужесточить режим вызывают у него «бурю негодования». Ради выполнения плана Тарханов шёл на невиданные проявления либерализма: так, лучшие производственники из числа заключённых получали личные свидания с родственниками длительностью до 10 суток! Подобная щедрость немыслима даже в современных российских местах лишения свободы.