Нэнси Сталкер - Япония. История и культура: от самураев до манги

Из 300 ронинов Ако 47 самураев под предводительством Оиси Ёсио (ученика Ямаги Соко) решили отомстить за своего господина, несмотря на то что понимали, что за этим последует суровое наказание. Подозревая заговор, Кира подослал к ронинам шпионов. Чтобы отвести от себя подозрения, 47 самураев разошлись по стране под видом торговцев или монахов. Сам Оиси поселился в Киото и предался разгульному образу жизни — пил, ходил в бордели, а также глупо вел себя на публике, чтобы убедить Киру и власти, что он не опасен. Некоторые из мстителей смогли получить доступ в особняк Киры в Эдо под видом работников и торговцев, что позволило им познакомиться с расположением помещений и служб. Другие самураи добывали оружие и переправляли его в Эдо, что было незаконно. Через полтора года, когда Кира распустил своих телохранителей, ронины приступили к делу.

Ранним утром 30 января 1703 года, во время бурной метели, мстители расставили вокруг особняка Киры лучников, чтобы никто не смог побежать за подмогой, и пошли в атаку. Ворвавшись через задние ворота, мстители разметали вассалов Киры, но не могли найти своего врага, спрятавшегося в тайной комнате. Когда нападавшие наконец-то обнаружили эту комнату, находившийся в ней отрицал, что Кира — это он. Однако на голове у него был заметный шрам, оставшийся от удара Асано. Из уважения к высокому рангу Киры Оиси позволил ему с честью совершить сэппуку собственным мечом Асано, однако Кира не отвечал, и ронины отрубили ему голову, чтобы возложить ее на могилу своего господина в храме Сэнгакудзи. Чтобы попасть в храм, они прошли через центр Эдо более 10 километров. Их процессия привлекла огромное внимание, и весть об успешной мести разнеслась с большой скоростью. Принеся свое подношение на могилу господина, самураи сдались властям и стали ожидать правосудия.

Судьи сёгуната долго обсуждали детали этого дела и правоту сторон. С одной стороны, ронины нарушили закон, исполняя свою месть, но с другой — они были ведомы идеалом самурайской преданности своему господину. Судьи получили массу петиций в защиту ронинов от их почитателей. В результате им было приказано совершить сэппуку, таким образом освободив от позора наказания за это преступление ввиду достойной природы поступка. Верных ронинов похоронили напротив могилы их господина в Сэнгакудзи, а младший брат Асано был восстановлен в должности даймё, хотя размер его вотчины был изрядно сокращен. Могилы стали местом паломничества, куда люди приходили на протяжении нескольких столетий, чтобы помолиться и выразить свое почтение. Одежда и оружие 47 ронинов хранятся в храме и по сей день.

Удивительно, но грамотность в эпоху Токугава была широко распространена, что позволяло конфуцианским учениям, зачастую перемешанным с элементами буддизма и/или синто, находить своих последователей во всех сословиях. Сословие самураев было грамотным почти поголовно, поскольку самураям всех рангов предписывалось посещать учебные заведения в своих княжествах, где их учили, помимо прочего, классике конфуцианства, военным искусствам и каллиграфии. Богатые простолюдины были не хуже, а порой и лучше образованны, чем лучшие из самураев; что же касается среднеобеспеченных слоев, они также были на удивление грамотны. В сельских районах простолюдины могли посещать школы при храмах или прямо на дому у учителя ( тэракоя ); в городах образованные самураи, ронины и священники содержали частные учебные заведения для горожан. В таких школах учили основам чтения и письма, разбирали конфуцианский «Канон сыновней почтительности» и другие классические тексты; обучали основам арифметики, используя счеты; наставляли учеников в общепринятой морали, ставившей на первое место трудолюбие, уважительность, нравственность и экономность. Один из текстов, часто разбиравшихся в тэракоя, — это «Додзикё» («Наставления мальчикам»), содержавший десятки указаний и назиданий для учеников. Похоже, и сегодня «Додзикё» актуален как для учеников, так и для учителей: он предупреждает о недопустимости в школе прогулов, разбрасывания мусора, хулиганства, сквернословия, борьбы сумо и писания на стенах. Также дети были обязаны следить за чистотой своей одежды и аккуратностью прически. Первая строка подчеркивает важность образования: «Родиться человеком и не уметь писать — значит быть меньше, чем человеком. Неграмотность сродни слепоте. Она позорит и твоего учителя, и твоих родителей, и тебя самого. Как гласит пословица, „Сердце трехлетнего ребенка останется с ним до ста лет“. Достигай целей, учись изо всех сил и никогда не забывай, как позорен провал» [60] Ibid., 326–330. .

Одним из самых известных популяризаторов упрощенного конфуцианства был Кайбара Экикэн (1630–1714). Чтобы донести основы учения до широкой аудитории, он использовал доступный японский язык (азбука кана с минимумом иероглифов), а не классический китайский, приводя легко понятные моральные предписания относительно повседневного поведения людей, их отношений с окружающими, их долга по отношению к своей семье и к господину, а также других аспектов. Коротко говоря, Экикэн сделал для конфуцианства то же самое, что в средневековой Японии для буддизма сделала школа Чистой земли: он спустил ее с уровня труднодоступной доктрины элит на уровень разговорной речи, понятной всем. Особенную известность Экикэну принесли его трактаты, обращенные к женщинам и детям. Ему зачастую приписывается работа 1733 года под названием «Онна дайгаку» («Великое поучение женщине»), хотя его авторство в данном случае не доказано. На современный вкус его рассуждения кажутся шокирующе патриархальными и сексистскими: женщине предписывается соблюдать конфуцианский идеал самосовершенствования, понимаемый как полный отказ от себя и абсолютное подчинение своему мужу и семье. Вот, к примеру, пара особенно женоненавистнических отрывков, переведенных в 1890 году японистом Б. Х. Чемберленом:

Вот пять худших болезней, способных поразить женский разум: непокорность, недовольство, злословие, ревность и глупость. Вне всяких сомнений, эти болезни поражают семь-восемь женщин из каждых десяти, и именно ими обусловлена неполноценность женщин по сравнению с мужчинами. Женщина должна лечить их самоконтролем и угрызениями совести. Худшая же из них, и мать остальным четырем, — это глупость…

Не позволяй ей даже помышлять о ревности. Если ее муж окажется развратен, она должна увещевать его, но ни при каких обстоятельствах не поддерживать и не раздувать свой гнев. Если же ее ревность чрезвычайна, она сделает лицо женщины страшным, а выговор — отталкивающим, и все это может привести только к тому, что муж совсем отдалится от нее и жена станет в его глазах совсем несносной.