Нэнси Сталкер - Япония. История и культура: от самураев до манги

Таким образом, кокугакуха авторства Норинаги представлял собой форму религиозного фундаментализма, воспринимающего национальную мифологию в качестве буквальной истины, чтобы обосновать особую позицию Японии как Божественной страны — родины богини Солнца, которая дарит свой свет всем странам. Этноцентризм подобного рода был развит следующим большим ученым направления кокугакуха — Хиратой Ацутанэ (1776–1843), чья переформулировка местных верований, часто называемая Возрождением синтоизма, оказала огромное влияние на имперских активистов времен реставрации Мэйдзи.

Ранние европейские и американские исследователи иногда пренебрегали Ацутанэ, считая его фанатиком или беспринципным пропагандистом своей эклектичной смеси духовных и националистических учений. Ацутанэ заявлял, что Мотоори Норинага явился ему во сне и признал его своим законным интеллектуальным наследником. Тем не менее во многих пунктах он отходил от догматов своего учителя, например в вопросах загробной жизни или богов-демиургов. Норинага принимал идеи «Кодзики» о паре богов-творцов и о Ёми-но куни — темной призрачной земле мертвых. Ацутанэ почерпнул из христианства и народных верований идею единого Бога-создателя, а также расширил понимание загробной жизни, собирая сведения об «ином мире», смежном с нашим собственным, в котором оказывались люди, повстречавшие сверхъестественные создания. Ацутанэ шире своих предшественников смотрел на мир, а также был лучше знаком с западной наукой, медициной и религией. Будучи хорошо осведомлен о внутренних и внешних угрозах для Японии начала XIX века — от российского вторжения до бунтов в провинциях, он старался укрепить нацию, создав синкретическую веру, превосходящую буддизм, христианство и конфуцианство. В целях создать низовое национальное движение Ацутанэ сотрудничал с авторами сельскохозяйственных руководств, выпуская простые иллюстрированные брошюры об улучшенных методах выращивания риса и исподволь вводя в них собственную теологию, связывающую людей с космологией и плодородием земли. Проповедники ходили по Центральной Японии, распространяя эти брошюры и вербуя массу последователей Ацутанэ из числа провинциальных крестьян.

Ацутанэ — пример разрыва «с наукой ради науки» и с городской культурой своих предшественников из классического Кокугакуха. Как и Кайбара Экикэн, он использовал народный язык, чтобы донести популистские идеи до широкой аудитории. Считается, что Ацутанэ восстановил почитание императора и оказал огромное влияние на самураев, совершивших реставрацию Мэйдзи (см. главу 8), но в то же время его долгосрочное влияние распространилось далеко не только на политику. Янагита Кунио и Оригути Синобу, известные фольклористы эпохи Мэйдзи, включили в свои исследования народной картины мира многие идеи Ацутанэ относительно загробной жизни и сверхъестественного. В целом же новые религиозные движения, процветавшие в сельских регионах в конце XIX века, например Конкокё («Учение золотого сияния») и Тэнрикё («Учение о небесной истине»), восприняли монотеистическую идею демиурга-ками, и верующие должны были ежедневно приносить ками подношения.

Как говорилось выше, голландцы — единственные европейцы, которым официально было разрешено находиться в стране при режиме Токугава. В XVII–XVIII веках они представляли собой одну из самых богатых стран мира с развитой наукой, а также огромной торговой империей с центром в Голландской Ост-Индии. Голландцы привозили в Японию с запада множество достижений промышленной и научной революции. Несмотря на то что в основном голландцы занимали крохотный насыпной островок под названием Дэдзима, ежегодно небольшое посольство, состоящее из главы фактории, секретаря и врача, должно было приезжать в Эдо, привозя сёгуну подарки и новости из внешнего мира. Девяностодневное путешествие с едой, вином, столами, стульями напоминало процессии санкин котай даймё, а статус главы фактории воспринимался как равный статусу даймё; однако, в отличие от даймё, европейцы оставались в Эдо не более двух-трех недель. Дары, привозимые голландцами, — телескопы и микроскопы, карты и глобусы, часы, масляная живопись, очки, волшебные фонари, заводные механические куклы ( каракури нингё ) — завоевали популярность среди многих даймё и высокопоставленных сановников. Голландскому посольству также вменялось в обязанность устраивать для сёгуна развлечения — пение и танцы, в то время как придворные дамы наблюдали за ними из-за ширм. Очарованность японцев Голландией хорошо заметна по гравюрам, в которых тщательно зафиксированы одежды, вещи и обычаи голландцев.

Чтобы ограничить разрушительное влияние христианства, ранние сёгуны строго запрещали доступ к иностранным книгам и знаниям. В 1720 году восьмой сёгун Токугава Ёсимунэ (1684–1751) разрешил переводить голландские тексты по тем естественным наукам, которые могли оказаться полезными для Японии. Дозволенные книги делились на две категории: астрономия, включавшая науку о календаре, картографию и географию, и медицина, включавшая химию, физику, ботанику, минералогию и зоологию. Изучение западной науки и искусств получило название рангаку (голландские науки) и было доступно очень узкой группе японских специалистов. Врачам рангаку также требовались особые западные медицинские приемы, которыми они овладевали, наблюдая «хирургию рыжеволосых» голландских докторов на Дэдзиме.

Японские представления о человеческом теле в те времена основывались на спекулятивных теориях, почерпнутых из китайской традиционной медицины, поскольку как буддизм, так и конфуцианство запрещали вскрытие трупов. Когда в Японии появились европейские анатомические атласы, противоречившие китайским теориям, официально назначенный хирург Сугита Гэмпаку (1722–1817) пожелал присутствовать на вскрытии тела преступницы, известной под именем Ведьмы Зеленого Чая (Аотябаба). Сугита с удивлением выяснил, что вид и расположение органов женщины гораздо более походили на рисунки в европейских анатомических атласах, нежели на традиционные китайские описания. Совместно с другими учеными рангаку Сугита в течение нескольких лет работал над переводом авторитетного голландского труда по анатомии. В результате, после многих лет кропотливого труда, в 1774 году вышел Кайтай синсо («Новый трактат по анатомии»). Эта книга стала одним из самых влиятельных трудов по медицине за всю историю Японии. Японские врачи начали соединять китайский и европейский подходы, к примеру сочетая акупунктуру с научными представлениями об анатомии. Дальнейшие переводы и публикации западных хирургических учебников в начале XIX века предоставили японцам сведения об операциях, ранениях, перевязках, переломах и кровопускании, широко распространившиеся по всей стране.