Нэнси Сталкер - Япония. История и культура: от самураев до манги

Другим блестящим, хотя и несколько эксцентричным ученым рангаку был Хирага Гэннай (1728–1780) — самурай низкого ранга, познакомившийся с голландскими идеями во время обучения фитомедицине в Нагасаки. Переехав впоследствии в Эдо, он экспериментировал с западной наукой и искусством, изобретя термометр, ткань из асбеста и электростатический генератор. Хирага изучал приемы европейской живописи, обладавшей более естественной перспективой, и его ученик Сиба Кокан (1747–1818) стал одним из первых художников, работавших в западном стиле ( ёга ).

Критики утверждают, что в период Токугава и последующую эпоху Мэйдзи буддизм стал «дегенеративным», коррумпированным, монахи пренебрегали собственными обетами и вели себя развратно. Отчасти эти обвинения были правдой — в основном вследствие государственного надзора и кооптации буддийских институций, которые настолько подавили развитие буддизма, что в период Токугава не появилось ни одной новой доктрины, ни одного нового масштабного учения и почти ни одного действительно влиятельного и заметного священника или религиозного лидера. Особенно это заметно в сравнении с примечательными нововведениями в буддийских учениях и практиках Средневековья под предводительством харизматических религиозных лидеров. При сёгунате Токугава буддизм стал формой государственной религии: всем японцам было приказано регистрироваться в местных храмах, куда ходили их семьи, — чтобы доказать, что они не христиане. Именно в этот период буддийские храмы стали в первую очередь ассоциироваться с погребальными и поминальными практиками и ритуалами — дорогим 33-летним циклом поминальных обрядов, за счет которых в основном и содержались храмы. Идея «погребального буддизма» и по сей день характерна для религиозных взглядов многих японцев.

Тем не менее несколько известных монахов пытались очистить и возродить традиции. Монах Риндзай-дзэн Хакуин Экаку (1686–1769) работал над тем, чтобы переориентировать свое учение на тщательную медитацию и практику коанов. Несмотря на то что он был художником-любителем, его живописные и каллиграфические работы, ставшие впоследствии образцами для последующих монахов дзэн, поражают силой, прямотой и личностным подходом. Хакуин начал учиться каллиграфии еще подростком, но в 22 года увидел, как работает настоящий мастер дзэн, и осознал, что каллиграфия — это не навык, а выражение человеческого характера. Художественная сила Хакуина проявилась после 60 лет. Он изображал огромное количество разнообразных объектов — от богов удачи до суровых ликов патриархов дзэн, создавая для дзэна новый визуальный язык, не ограниченный известными идеализированными пейзажами, но включавший персонажей народных сказок, птиц, животных, повседневные предметы и виды. Хакуин создал тысячи и тысячи рисунков, которые бесплатно раздавал всем, кто просил его об этом.

Таким образом, религиозное развитие в период Токугава происходило не столько в рамках официального буддизма, сколько в процессе взрывного роста форм народной религиозности. К примеру, среди населения широко распространились новые синкретические формы религиозной философии, вышедшие из-под пера Хираты Ацутанэ, Исиды Байгана, Ниномии Сонтоку. В самых отдаленных уголках Японии появлялись бродячие религиозные проповедники — от экзорцистов до нищенствующих монахов ( хидзири ). За плату они оказывали различные религиозные и светские услуги, как монашествующие сказители Средних веков: одни занимались прорицаниями, другие торговали вразнос религиозными товарами, третьи развлекали народ танцами или игрой на бамбуковых флейтах сякухати или на других инструментах. В эту эпоху популярные божества и священные места приобрели или укрепили свою репутацию дающих определенные «практические блага»: к ним обращались за лечением, богатством, защитой от пожара, что сделало их крупными центрами поклонения. С другой стороны, огромную популярность набирала другая форма религиозной практики — паломничество к священному месту или по нескольким таким местам. Этому способствовало и появление с середины XVII века книг-путеводителей и дневников путешественников. Паломничества и экскурсии к популярным святилищам и храмам не носили сугубо религиозного характера: это была культура «молитвы и игры», содержавшая в себе духовную составляющую наряду с развлечением.

Центром «молитвы и игры» в столице Эдо был храм Сэнсодзи в простонародном квартале Асакуса. По легенде, храм основали еще в VII веке два брата, обнаружившие в своих рыболовных сетях золотую статую. Они построили для нее святилище и приносили подношения, и их сети с тех пор всегда были полны. Староста деревни понял, что статуя была воплощением бодхисаттвы сострадания Каннон, и превратил свой дом в буддийский храм — первый Сэнсодзи. По мере того как Эдо рос и развивался, люди всех сословий стекались в город посмотреть на достопримечательности, разыскивая места, изображенные в путеводителях и на ксилографиях (см. главу 7). Район Асакуса пользовался популярностью среди туристов, а в комплексе Сэнсодзи находилась целая сеть торговых и развлекательных объектов. Внутри квартала процветали сотни лавочек, торговавших всеми сортами еды, товаров и развлечений: чайные дома и пельменные, магазины алкоголя, сладостей, табака и бумажных изделий, тиры, а также десятки магазинов зубочисток, под вывесками которых обычно скрывались бордели. За оградой Сэнсодзи по обе стороны улицы тянулись более основательные магазины, торговавшие сандалиями, игрушками, зонтами и местными деликатесами Асакусы — водорослями, сакэ, лапшой соба и сэнбэй (рисовыми крекерами). Лоточники, толпящиеся поблизости от всех этих развлечений, наперебой зазывали покупателей. Также тут показывали уродцев, которые, по мнению японцев, воплощали буддийский принцип кармы, например девочку-краба, у которой на каждой руке было по два пальца, и необычных животных, например гигантскую жабу, дикобраза или слона. Цирковые представления, часто являвшиеся способом продать целебные травы, включали акробатов, жонглеров, канатоходцев и фокусников. Здесь проходили раунды борьбы сумо, развившейся из религиозной практики по умиротворению обидчивых духов будущего урожая. Также в Сэнсодзи ставились представления, имитирующие борьбу сумо: например, в 1796 году полуобнаженная женщина боролась с восемью слепыми массажистами [63] Nam-lin Hur, Prayer and Play in Late Tokugawa Japan: Asakusa Senso — ji and Edo Society (Cambridge, MA: Harvard University Asia Center, 2000), 87. . Ежедневно комплекс посещали более 10 000 человек.

Помимо мирских развлечений, залы Сэнсодзи наводняло бесчисленное множество божеств, как буддийских, так и синтоистских. Асакуса Каннон, главное божество, которому и было посвящено основное святилище, было центром развитого культа, но в других залах стояло множество статуй новых «модных» богов, моленья которым о здоровье и удаче были особенно эффективны: например, считалось, что статуя старухи без двух передних зубов уменьшает зубную боль, а статуя Якуси Нёрай, будды-Целителя, почиталась за свои способности исцелять болезни глаз.