Нэнси Сталкер - Япония. История и культура: от самураев до манги

Эдо стал культурным центром страны не в одночасье. Киото и Осака, которые иногда объединяют под названием Камигата, на протяжении XVII века оставались в авангарде литературы, изобразительного искусства, ремесел, религии и торговли. Присутствие самураев в этих городах было минимальным; элитные группы придворных, торговцев и самураев свободно общались и заимствовали опыт друг друга, создавая новые культурные формы и площадки. Художники Киото достигали новых высот, как это видно на примере братьев Огата — Корина (1658–1716) и Кэндзана (1663–1743), происходивших из семьи богатого торговца текстилем. Братья занимались всеми модными тогда видами культурного досуга — чайной церемонией, живописью и каллиграфией. Со смертью их патронессы в конце XVII века дела семьи пошли хуже и вскоре окончательно развалились, что вынудило братьев заняться живописью уже профессионально. Они блестяще применяли в своих рисунках и росписи керамики те приемы и схемы, которые освоили благодаря текстильному ремеслу. Однако через некоторое время оба уехали из приходящего в упадок Киото в Эдо в поисках богатых покровителей.

Элиты Камигаты ценили элегантность. Жителей Эдо, предпочитавших новизну и удаль, они считали бестактными и неотесанными ниспровергателями устоев. Это разделение между западным и восточным стилем можно проиллюстрировать региональными предпочтениями в театре Кабуки: в Эдо актеры играли воинов при помощи гиперболизированных движений и эпатажа в стиле, называемом арагото («грубый стиль»), тогда как особенностью Камигаты были утонченные, стильные актеры, зачастую известные как отличные любовники, творившие в стиле вагото («мягком стиле»). Начиная же с XVIII века первую скрипку в национальной культуре начинает играть Эдо. Он был хотя и менее рафинированным, чем старые города, зато более динамичным. На протяжении XVIII–XIX веков народная культура укиё, зародившаяся в Эдо, распространилась по всем городским центрам, тогда как многие придворные и самурайские искусства пришли в упадок.

Эдо, как и города-крепости в княжествах, был в первую очередь военным центром, построенным для нужд сословия самураев. Поэтому население Эдо преимущественно состояло из мужчин, причем не только самураев, но и купцов, которые нанимали в новые лавки в сёгунской столице служащих-мужчин и подмастерьев из своих провинций, и рабочих, которых десятками тысяч свозили на строительство нового города. Согласно переписи начала XVIII века, население Эдо состояло примерно наполовину из самураев и горожан, причем мужчины превосходили женщин численностью по крайней мере вдвое. Подобная гендерная диспропорция вызвана грубоватыми культурными предпочтениями раннего Эдо и в значительной степени обусловила проституцию и эротическое искусство в народной культуре, поскольку они были важными видами развлечений для населения, состоящего из холостых мужчин.

Концентрация городского населения спровоцировала рост культуры потребления, поскольку относительно еды, одежды и прочих необходимых вещей жители зависели от магазинов и рынков, предлагавших товары на любой кошелек. Богатые позволяли себе изящную, хорошо сшитую одежду, дорогую керамику и лаковую роспись; они ели изысканные блюда вроде журавлей и карпов в дорогих ресторанах, зачастую расположенных рядом с театром или кварталом удовольствий, где щедро платили за развлечения. Бедные слои, с другой стороны, могли купить поношенную одежду и товары с уличных прилавков, питаться вкусной уличной едой, пить в кабаках дешевое сакэ и развлекаться в недорогих театрах профессиональных рассказчиков или на галерке театра Кабуки. Суши, лапша соба и запеченный угорь — культовые блюда современной японской кухни — зарождались как дешевая еда навынос в уличных лавках, чтобы накормить рабочий люд Эдо. В 1860 году собу продавало более 3700 магазинов, и это означало, что лапшичная была в каждом квартале Эдо. Люди же со средними доходами могли делать покупки в новых крупных торговых галереях Эдо, где продавали бакалею, например в «Этигоя», открывшейся в 1673 году. Традиционно продавцы кимоно приходили к клиентам на дом, разнося заказы и продавая ткань оптом. В «Этигоя» этот процесс стал более удобным для покупателей: большие магазины там продавали готовое платье и аксессуары по фиксированным ценам, что уничтожало традиционный торг и делало торговлю более эффективной. Продажа небольших отрезов тканей вместо оптовых продаж оказалась невероятно прибыльной, что позволило «Этигоя» открыть магазины и в других городах. В западном мире подобная практика не применялась до самого 1852 года (открытие универмага «Бон Марше» в Париже). В результате «Этигоя», переименованная впоследствии в «Мицукоси», была предтечей современных торговых центров Токио.

Горожане, родившиеся в Эдо, — эдокко — очень гордились этим, поскольку отличались и от бережливого, настроенного на морализаторство сословия самураев, и от сельских провинциалов. К середине периода Эдо говорили, что сметливые эдокко совмещали стильный шик ( ики ) с силой характера ( хари ). Для духа ики были характерны щедрость в деньгах, скромность и сдержанное поведение, познания в искусстве, моде, правилах этикета в театре и в «веселых кварталах». Самые утонченные горожане, известные под названием цу (стильные знатоки), стали ролевыми моделями для других, стремившихся к культуре. Тех же, кто претендовал на статус цу, но при этом совершал грубые ошибки, например надевал дорогую, но вышедшую из моды одежду или вел себя заносчиво и эпатажно, называли поверхностными лицемерами ( ханкацу ) или деревенщинами ( ябо ). Качество хари, в свою очередь, определялось прямолинейностью натуры, духом противоречия и отказом угодничать. Это чувство противоречия рождалось из неприятия подавляющих правил самураев как класса и прочих сословных запретов. Иногда говорили, что куртизанки и гейши «веселых кварталов» также обладают ики и хари, однако более распространенным идеалом для женщины было кокетство ( битай ) — очаровательный соблазнительный флер, эротический, но не пошлый.

Такие качества, как ики, хари и битай, распространялись и популяризировались благодаря книгопечатной промышленности, которая заметно разрослась за период Эдо. Эти понятия иллюстрировались с помощью ксилографии и разъяснялись в иллюстрированной литературной прозе ( кана-дзоси ), написанной на японском языке с использованием знаков азбуки-каны, что делало такую литературу доступной для широкой, в том числе и малограмотной, аудитории. В XVII веке по мере развития книгопечатания приемы менялись. Наборный шрифт, привезенный иезуитами в XVI веке, уступил место более старой форме — ксилографической печати, поскольку наборные литеры не позволяли художественно сочетать текст и изображение и использовать каллиграфию. Возможности ксилографии совмещать текст и изображение позволили печатникам создавать книги для читателей любого уровня — от хорошо образованных до неграмотных, что играло важнейшую роль в создании широкой потребительской аудитории.