Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

В своем завещании Семен Гордый выделял своей жене, помимо ее собственных владений, доставшихся ей в качестве приданого, еще целый ряд волостей и сел, лежавших на территории Московского княжения [325]. Духовная грамота Ивана Красного 1358 г. дает их перечень и предусматривает, что московские волости и села, находившиеся в руках Марьи, принадлежат ей пожизненно — «до ее живота… а по ее животе те волости и села сыну моему, князю Дмитрью» [326]. Вдова Семена Гордого Марья скончалась в 1399 г. [327], но уже задолго до ее кончины принадлежавшие ей волости перешли к Дмитрию Донскому (они упоминаются в его завещании 1389 г.) [328]. Объясняется это тем, что Марья еще до своей смерти постриглась в монахини под именем Фетинья и вследствие этого должна была отказаться от принадлежавшей ей недвижимости. Несомненно, что помимо выделенных ей мужем московских волостей она вынуждена была отказаться и от принадлежавшего ей в качестве приданого Дмитрова. Он достался князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому, поскольку в своем завещании Семен Гордый «приказывал» свою жену «своей братье, князю Ивану и князю Андрею» [329]. О том, что раздел владений Марьи был произведен между их сыновьями: Дмитрием Донским и князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, свидетельствует то, что в духовной грамоте князя Владимира Серпуховского начала XV в. упоминается «княгини великие Марьинъ дворъ» [330].

Подобный раздел конечно же в определенной мере нарушал тогдашние правила. Выше мы говорили о том, что по обычаю если брак был бездетным, то за смертью (или пострижением) жены ее приданое должно было переходить не родственникам мужа, а возвращаться в род жены. Правда, в данном случае москвичи могли оспорить это правило — у Марьи и Семена Гордого все же были общие дети, которые, однако, скончались еще при жизни Марьи во время эпидемии чумы 1353 г. И в этом не было вины супруги московского великого князя. Но, вероятно, тверские князья настаивали на безусловном возвращении Дмитрова в их род. При этом претензии на этот город выдвигали и представители дмитровской ветви галичских князей.

Ближайшими сородичами дмитровских князей являлись князья Галичские, как было показано выше, уже со времен Калиты находившиеся на положении «вольных слуг» при московском дворе. Очевидно, именно претензиями дмитровских князей на свой бывший стольный город и объясняется то, что князь Владимир Андреевич Серпуховской был вынужден посадить в Дмитрове на правах «слуги» своего деда князя Ивана Федоровича Галичского, имевшего по родовому счету не меньше прав на Дмитров, чем тверские князья. Именно его портрет с надписью «Иоанн Дмитровский» изображен в написанном в XVII в. и сохранившемся до сих пор «Родословном древе российских государей», находящемся на сводах паперти соборной церкви Преображения Господня в московском Новоспасском монастыре.

Тем не менее прежние владельцы Дмитрова пытались и позднее оспорить право владения этим городом у московских князей. В начале 60-х гг. XIV в. воспользоваться малолетством Дмитрия Донского и Владимира Андреевича Серпуховского постарался было сын погибшего в Орде в 1334 г. дмитровского князя Дмитрий Борисович. Но поскольку к этому времени Дмитров в результате обмена владениями оказался у его сородича князя Ивана Федоровича Галичского, Дмитрию Борисовичу не оставалось ничего иного, как предъявить претензии на Галич. Однако попытка захвата Галича у него не удалась, и он был выгнан оттуда в 1363 г. московской ратью [331].

Следующую попытку оспорить у Москвы владение Дмитровом предприняли тверские князья, не смирившиеся с тем, что москвичи так и не вернули обратно Дмитров, отданный ими в приданое за супругой Семена Гордого. Видимо, вскоре после кончины князя Ивана Федоровича Галичского (в московско-серпуховском докончании 1372 г. о нем говорится как уже об умершем) представители Твери вновь потребовали возврата спорного города. Именно в этом контексте следует рассматривать попытку тверского князя Михаила Александровича в 1372 г. захватить данный город. Однако она не удалась, и в отместку тверской князь сжег Дмитров [332].

За серпуховскими князьями Дмитров оставался вплоть до начала 1389 г. [333]Вслед за этим он был отнят Дмитрием Донским у князя Владимира Андреевича Серпуховского и по завещанию Дмитрия 1389 г. был отдан его сыну Петру.

Судя по завещанию 1389 г., Дмитрий Донской своему сыну Андрею отдавал Белоозеро: «А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозеромъ, со всеми волостми, и Вольским съ Шаготью, и Милолюбъскии езъ, и съ слободками, что были детии моих» [334].

Каким образом Белоозеро стало московским владением? Очевидно, это произошло в результате сделки с одним из местных белозерских князей. Но с кем именно?

Определенную пишу для размышлений ученым дало родословие белозерских вотчинников Монастыревых, на которое впервые обратил внимание С.Б. Веселовский, занимавшийся историей землевладения служилого сословия XIV–XVI вв. В нем сообщалось, что родоначальник Монастыревых Александр Монастырь, живший в XIV в., происходил из смоленских князей, а владения на Белоозере получил от своей бабки Настасьи, которая, в свою очередь, купила их для него у своей сестры Федоры, бывшей замужем за князем Федором Белозерским. Последняя являлась сестрой великого князя Семена Гордого [335]

Позднее родословное предание Монастыревых подробно было проанализировано А.И. Копаневым. Он выяснив что супруга князя Федора Романовича Белозерского Феодора (или Феодосия, очевидно, это имя было изменено послe пострижения) являлась дочерью московского великого князя Ивана Калиты. Она же упоминается и в духовной грамоте 1389 г. Дмитрия Донского: «А что ми дала княгини Федосья Суду на Белеозере, да Колашну, и Слободку, и что благословила княгиню мою Городком до Волочкомъ, та места ведает княгиня Федосья до своего жывота, а по ее жывоте то княгини моей» [336]. Упоминанием завещании московского князя дочери Ивана Калиты, в сочетании с указанием той же духовной грамоты, что Белоозеро являлось «куплей» Ивана Калиты, заставило ученого предположить, что приобретение Москвой владений на Белоозере было самым тесным образом Связано с браком белозерского князя и дочери Калиты. По мнению А.И. Копанева, брак Феодосии с князем Федором Романовичем фактически означал подчинение слабого Белозерского княжества Москве.

Пытаясь выяснить время заключения этого брака, А.И. Копанев обратил внимание на события 1339 г., когда Калите удалось с помощью Орды разбить враждебную ему коалицию князей, среди которых упоминался и «Романчук Белозерский», как называет его летописец. По мысли исследователя, одержав победу, Калита попытался закрепить ее. Данной цели как нельзя лучше соответствовало заключение брачного союза дочери великого князя с молодым княжичем еще недавно враждебного Калите княжества. Разумеется, историк осознавал, что предложенный им в качестве возможной даты заключения этого брачного союза 1339 г. является лишь предположением. Но о том, что данный брак был заключен еще при жизни Калиты (а умер московский князь в 1340 г.), говорило родословное предание Аничковых. Согласно ему, их родоначальник царевич Большой Орды Берка выехал на Русь при Калите. Крестившись с именем Аникий, он получил на новой родине многочисленные владения: «И государь князь велики Иванъ Даниловичь Калита даша ему вотчинъ и поместей множество и пожалова ево Белымъ озеромъ подъ Микулою Воронцовымъ и сверхъ ему Микулы пожаловалъ гостиную пошлину» [337]. Таким образом, Калита действительно распоряжался землями на Белоозере. Очевидно, этот «реальный успех московской политики» и был назван полвека спустя «куплей» Ивана Калиты, — заключает свои рассуждения ученый [338].