Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

В.А. Кучкин, анализируя состав волостей, которые упоминаются в духовных и договорных грамотах московских князей в одном контексте с княгиней Анной, приходит к выводу, что речь должна идти о рязанских владениях. Возможно, это и так, но в XIV в. эти земли входили в состав Можайского княжества. Это хорошо видно на примере волости Гордошевичи. По завещанию 1389 г. Дмитрий Донской отдавал своему сыну Андрею, помимо Белоозера, и Можайск «с отъездными волостми». «А се полости отъездные: Верея, Рудь, Гордошевичи …» — читаем в документе [537]. В этой связи важно одно место из «Истории» В.Н. Татищева, использовавшего не дошедший до нас список Никоновской летописи. Под 1322 г., говоря о смерти Афанасия Даниловича, он делает важное для нас уточнение: «Того ж лета преставися князь Афонасей Данилович Можайский в Великом Новеграде» [538]. Таким образом, тетка Семена Гордого Анна являлась, как справедливо полагал М.Д. Хмыров, женой князя Афанасия Даниловича.

Нам остается лишь объяснить непонятное на первый взгляд известие Четвертой Новгородской летописи, что храм в Новгороде поставила некая «княгиня Святославля». Очевидно, брак с Афанасием был для Анны не первым, а первоначально она была замужем за князем, носившим имя Святослав. Определяя, кто из русских князей, носивших это имя, мог быть первым мужем Анны, среди владельцев Можайского удела мы действительно находим Святослава. Речь идет о князе Можайском и Брянском Святославе Глебовиче, сыне Глеба Ростиславича Смоленского. В 1310 г. он был убит своим племянником Василием Александровичем [539]. От первого брака Анна имела дочь, носившую то же имя и вышедшую впоследствии за князя Александра Михайловича Тверского [540]. С учетом сказанного становится понятным, почему новгородский летописец именовал ее не вдовой князя Афанасия, а назвал «княгиней Святославлей» — по ее первому браку, от которого она имела дочь. Отсюда вытекает и то, что ее второй брак являлся достаточно недолгим и был заключен сравнительно незадолго до смерти Афанасия Даниловича. Очевидно, вместе с рукой невесты Афанасий получил и определенные земельные владения на Белоозере, которые его внук Дмитрий Донской в 1389 г. назовет «куплями деда своего».

Но тот факт, что Анна в первом браке была замужем за князем Святославом Глебовичем (ум. 1310) и имела от него дочь, делает невозможным предположение, что она являлась дочерью князя Федора Михайловича Белозерского, первый брак которого был заключен, как мы помним, в 1302 г. Но вместе с тем данное утверждение приводит нас к довольно категоричному выводу, что ни Федор Михайлович, ни его брат Роман не мог быть отцом Анны, жены Афанасия Даниловича.

Дочерью какого из белозерских князей являлась Анна? Очевидно, им был один из князей каргопольской ветви белозерского княжеского дома. Думать так нас заставляют два наблюдения. Касаясь в предыдущей главе «Родословного древа российских государей», нарисованного на сводах паперти соборной церкви московского Новоспасского монастыря, мы установили, что изображенные на нем Иоанн Дмитровский, Василий Михайлович и Петр Дмитриевич были связаны родственными связями с московским княжеским домом. (Петр Дмитриевич — сын Дмитрия Донского, сидевший на уделе в Дмитрове. Василий Михайлович — кашинский князь, внук Семена Гордого от его дочери Василисы. Иоанн Дмитровский — князь Иван Федорович Галичский, на дочери которого женился князь Андрей, младший сын Калиты.) Очевидно, и Феодор Каргопольский, который отождествляется с князем Федором Семеновичем, также находился в родственных отношениях с московскими князьями.

Зная родословие каргопольской ветви белозерских князей, можно установить, что отцом Анны, вышедшей замуж за князя Афанасия Даниловича, был не кто иной, как прадед Федора Семеновича — князь Василий Глебович. Отсюда, становится понятным, с чем был связан его переход в первой четверти XIV в. на московскую службу вместе с племянником Романом Михайловичем. С рукой Анны Афанасий Данилович получил в приданое и владения в Каргополе. Тем самым объясняется показание Устюжской летописи о том, что в Каргополь был сослан поп, действовавший в интересах сына последнего московского тысяцкого Ивана Васильевича Вельяминова и захваченный перед сражением с татарами на реке Воже в 1378 г. [541]Как мы уже говорили, политических противников обычно ссылали не на вновь присоединенные территории, а на земли, которые принадлежали князьям достаточно давно. Именно таковым и был Каргополь, который ко временам Дмитрия Донского был московским владением уже несколько десятилетий.

Нам остается рассмотреть вопрос о географии московских владений на Белоозере. Духовная грамота Дмитрия Донского 1389 г. указывала, что Белоозеро отходило его сыну Андрею «со всеми волостми» [542]. Тем не менее, как выяснил В.А. Кучкин, московский князь распоряжался далеко не всеми землями Белозерского княжества. Частью из них по-прежнему владели потомки белозерских князей. Об этом прямо говорится в летописных сводах 1493 и 1495 гг., в которых указывается, что князю Андрею его отцом были даны «на Белеозере два города со всеми пошлинами, а неколи бысть Белозерское княжение великое» [543].

В этом известии наше внимание привлекает запись о «Белозерском княжении великом». Как известно, белозерские князья никогда не являлись великими князьями Владимирскими и поэтому не могли именоваться этим титулом. Но почему же так определяет Белозерское княжение летописец конца XV в.? Так же как и в случае с Галичем, термин «княжение великое» по отношению к Белоозеру означает не все княжество в целом, а лишь владения старшего «великого» князя по отношению к местным удельным князьям [544]. Очевидно, московские князья к 1389 г. приобрели ту часть Белоозера, с которой был связан статус главного удела Белозерской земли. Местные, собственно белозерские князья, по-прежнему сидевшие в своих родовых владениях, вынуждены были подчиняться московскому князю, подобно тому как они подчинялись своему старшему copoдичу. При этом любопытно отметить, что таким образом они подчинялись не только Дмитрию Донскому, но и его сыну Андрею, который в целом ряде источников в первой трети XV в., так же как и отец, именуется «великим князем» [545]. Вместе с тем они даже в XV в. все еще сохраняли в своих владениях остатки княжеских прав, заключавшиеся в праве суда и сбора дани в своих землях [546].

Из летописных сводов 1493 и 1495 гг. видим, что Дмитрий Донской владел не всей территорией Белоозера, а лишь двумя белозерскими городками. По мнению В.А. Кучкина, данная запись летописца, хотя и противоречит показанию духовной грамоты Дмитрия, в которой говорится о передаче Белоозера «со всеми волостми», заслуживает доверия, ибо ее автор знал, что в конце XIV в. существовали не один, а два белозерских городка [547].