Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Таким же образом Углич попал под власть Москвы? Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны решить эту проблему — являлся ли в XIV в. Углич самостоятельным городом, имевшим собственных князей, или же частью другого княжества? Для этого мы должны обратиться к «Списку русских городов дальних и ближних».

В целом ряде русских летописей (I и IV Новгородской, Воскресенской, Уваровской и др. [589]) встречается список, начинающийся словами: «А се имена всем градом рускым дальним и ближним», получивший в историографии название «Списка русских городов дальних и ближних». Он представляет собой перечень из более чем 350 городов, разбитых на восемь групп: болгарские, польские, киевские, валашские, литовские, смоленские, рязанские, залесские. Впервые его детально рассмотрел М.Н. Тихомиров. Датировав этот источник 1387–1392 гг., историк полагал, что он мог происходить из новгородских торговых кругов, по своим контактам тесно связанных с различными городами в русских землях и Великом княжестве Литовском. Основанием для этого вывода послужило то, что наиболее ранний из дошедших до нас вариантов «Списка» содержи именно в новгородской летописи [590].

Однако это мнение не нашло поддержки среди историков. Б.А. Рыбаков, обнаружив, что целая группа упомянутых в «Списке» городов именуется как «залесские», полагал, что автора этого источника следует искать «где-то на Киевщине или на Волыни, для которого и Москва и Новгород всегда были Залесской землей» [591]Л.В. Черепнин, возражая им обоим, высказал предположение, что автором «Списка» мог быть один из гостей-сурожан, хорошо знакомых по своим торговым делам с географией русских и литовских земель [592]. Действительно, купцы из крымского города Сурожа (ныне Судак) вели огромную, по размаху, торговлю между Крымом, Русью, Литвой и Ордой отлично знали все торговые пути Восточной Европы, забираясь в самые глухие ее уголки.

Таким образом, видим, что в литературе сразу по выходе статьи М.Н. Тихомирова было высказано несколько предположений об авторстве и целях создания «Списка». Но ни одну из этих версий нельзя признать убедительной. Решить задачу, кто же являлся автором «Списка» и с какой целью он был составлен, можно лишь только тогда, когда будут выяснены принципы, которыми руководствовался его составитель при перечислении городов.

Это осознавал уже М.Н. Тихомиров. Признавая, что нам «неизвестен сам принцип, по которому города помещены в "Списке", он все же высказал предположение, что основой документа могли послужить дорожники и различного рода "хождения". Возможно также, что были использованы не дошедшие до нас чертежи, подобно тому как более поздняя "Книга Большому Чертежу" являлась своего рода пояснением к карте» [593]. Против этого решительно возражал Б.А. Рыбаков: «Общим является… беспорядочное описание городов: в списке рядом стоят города, отстоящие друг от друга на многие сотни километров; переход от одного района к другому бывает совершенно неожиданным. Очевидно, географический порядок не был особенно важен для составителей; мы должны отбросить предположение о том, что эти списки могли быть дорожниками, так как города здесь не следуют друг за другом в порядке каких бы то ни было путей» [594].

Другой вопрос, который задавали исследователи, заключался в том, какой смысл был в составлении столь подробного «Списка русских городов», располагавшихся не только на территории собственно русских княжеств, но и Литвы, Польши, Молдавии и даже Болгарии. Е.П. Наумов, датировав этот документ 1394–1396 гг., обратил внимание на то, что именно на этот период приходятся попытки раздробить единую русскую митрополию. Поэтому он предположил, что инициатором создания такого свода сведений о русских городах мог стать митрополит Киприан, претендовавший на расширение сферы церковного влияния киевской (а к тому времени фактически уже московской) митрополии [595]. С этим предположением можно было бы согласиться, если бы не одно обстоятельство — несмотря на то что в «Списке» перечислены более 350 городов XIV в., включая и самые мелкие, назвать его исчерпывающим нельзя — в нем напрочь отсутствуют города Тверского княжения, одного из главных русских княжеств этого времени.

А.В. Подосинов, так же как и Б.А. Рыбаков, обратил внимание на то, что целая группа городов именуется «Залесскими». При этом он выяснил, что термин «залесский» в сохранившихся источниках до XIV в. встречается всего лишь один раз — в уставной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича 1136 г. [596]Вместе с тем, отыскивая принцип, на котором был построен «Список», он не согласился с Б.А. Рыбаковым, что в построении текста документа нет никакой системы. Обнаружив, что в центре документа помещен раздел о смоленских городах, он считал, что перечисление городов все же имеет определенный порядок — оно идет от городов, наиболее удаленных от Смоленска к расположенным ближе к нему. Поэтому он предположил, что «Список» был составлен жителем Смоленска. Таким образом, составитель «Списка», находившийся в Смоленске, описывал русские города как бы по направлению к себе [597]. Но следует признать, что данная версия является не более чем игрой ума. В частности, А.А. Юшко отметила, что среди смоленских городов, перечисленных в «Списке», обнаруживается значительное число пропусков. Кроме того, по ее мнению, необъяснимым для смолянина является факт помещения Козельска и Оболенска как среди городов смоленских, так и среди литовских [598].

Важным шагом в решении данного вопроса стали выводы В.Л. Янина, указавшего, что различные варианты «Списка» хотя и незначительно, но все же отличаются между собой: на протяжении XIV — первой половины XV в. происходила определенная корректировка данных этого документа. В течение этого времени границы между Литвой и Русью менялись, что отразилось в отнесении тех или иных городов к различным их группам. Все это позволило историку датировать создание «Списка» временем между 1375 и 1381 гг. [599]

Интересные наблюдения сделал В.А. Кучкин. Он выяснил, что, помимо тверских, в «Список» не попал и ряд других городов, которые уже существовали в XIV в., — Углич (на это уже обращал внимание М.Н. Тихомиров [600], Устюжна, Чухлома, Шерна [601]. Этот перечень городов, существовавших в XIV в., но не вошедших в «Список», можно расширить. Таков, к примеру, подмосковный Перемышль на реке Моче (к западу от нынешнего Подольска), впервые упоминаемый летописью в 1370 г. [602]и который по идее должен был бы фиксироваться «Списком», даже с учетом разногласий историков по поводу времени составления этого источника. Более того, обратившись к духовным и договорным грамотам московских князей XIV в., видим, что в них упоминаются и другие городки, располагавшиеся в их владениях: Радонеж, Вышгород на Яхроме, Тушков, Хатунь, Кашира. Часть из них могла возникнуть лишь в самом конце XIV в., как, например, Кашира, но большинство из них все же существовало и моменту составления перечня. Таким образом, можно прийти к выводу, что «Список» содержит названия далеко не всех русских городов, имевшихся в последней четверти XIV в.