Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Характерно, что изложенный выше порядок полностью распространялся и на этнических русских православного исповедания. Так, в октябре 1914 г. в г. Кустанай Тургайской обл. оказались высланы братья Вагнер (Федор Яковлевич и Андрей Яковлевич), уроженцы Екатеринослава, всю жизнь прожившие в этом городе и «унаследовавшие» турецкое подданство от отца. А поскольку из документов невозможно понять, в чем именно состояла неблагонадежность этих людей, остается лишь предположить, что братьев «подвела» немецкая фамилия [111] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 150. . У точно таких же турецко-подданных — брата и сестры Самойловых (Алексея Марковича и Елизаветы Марковны) — проблем с фамилией не возникло, но, по данным полиции, они оказались «связаны с прусской подданной <���…>, заподозренной в военном шпионстве», почему и были высланы из Севастополя в Уфу тогда же в октябре 1914 г. [112] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 2. Д. 569. Л. 117–118.

Кроме перечисленных лиц, в состав военнообязанных также входили представители турецкой гражданской администрации, оказавшиеся на оккупированных русскими территориях. Так, в декабре 1914 г., по решению Наместника, в Рязань были интернированы чиновники г. Баязет (но только лица призывного возраста) [113] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 37; Д. 506. Л. 51. . К военнообязанным относились и те, кто ходе войны отбывал по приговорам российских судов наказания, не связанные с лишением свободы, как, например, турецкий подданный Т. К. Аветисянц, приговоренный 4 ноября 1913 г. Эриванским окружным судом «к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года с последующей ссылкой» и проживавший в 1917 г. в г. Никольске Вологодской губ. [114] ГАВологО. Ф. 18. Оп. 1. Д. 6882. Л. 2, 6.

В географии размещения турецких военнообязанных, отраженной в Таблице 10, можно выделить как сходные с географией размещения военнопленных, так и особенные черты. В первую очередь надо подчеркнуть, что МВД в данном вопросе пошло по традиционному пути и, в отличие от военного ведомства, приняло во внимание возможные последствия своих решений для здоровья и жизни интернируемых, водворив турок в регионы с относительно умеренным климатом. Причем, уже на исходе ноября 1914 г. даже Ярославская губ. была признана министерством «неподходящей для поселения в ней турецких подданных» «по климатическим условиям местности» [115] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 659. Л. 55. .

Однако, если места расквартирования турецких военнопленных были определены Военным министерством еще 6 сентября 1914 г., т. е. за полтора месяца до начала войны с Турцией, то для МВД это почти неизбежное в тех условиях событие наступило до некоторой степени неожиданно. Во всяком случае, первые, оперативно принятые этим ведомством решения пришлось дополнять и изменять уже через 3–4 недели после начала военных действий (не говоря уже о том, что на рубеже 1914–1915 гг. приведенный перечень дополнили Уральская обл. и Уфимская губ.). К тому же данные Таблицы 10 дают основания предположить, что осенью 1914 г. российское МВД просто не располагало полной и (или) достоверной информацией о количестве турецких подданных, находящихся на подведомственных ему территориях, и поэтому изначально недооценило их численность.

Таблица 10

Эволюция географии интернирования турецких военнообязанных в России в октябре-ноябре 1914 г. [116] Составлена по данным: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 302. Д. 264. Л. 20; Ф. 1791. Оп. 2. Д. 404. Л. 11, 39; РГВИА. Ф. 970. Оп. 3. Д. 1872. Л. 2, 71–73; Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 92, 138; ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 659. Л. 1, 55.

Наконец, говоря о географии размещения исследуемого контингента, невозможно обойти молчанием тот факт, что именно в годы Первой мировой войны российские власти впервые стали смотреть сквозь пальцы на интернирование пленных турок в регионы, населенные этническими мусульманами — явление для XVIII–XIX вв. практически немыслимое. (Правда, некоторые шаги в этом направлении наметились еще в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.). Характерно, что хотя Совмин в октябре-ноябре 1914 г. посвятил данному вопросу целых три заседания (!), в итоге он ограничился лишь тем, что рекомендовал Министру внутренних дел как можно быстрее освободить «от подозрительного турецкого элемента» «те местности России, в коих имеется значительное количество мусульманского населения», «дабы предупредить развитие среди ныне вполне лояльной мусульманской массы опасной панисламистской пропаганды» [117] РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 838. Л. 107. .

О том, как эти рекомендации были претворены в жизнь, свидетельствует размещение турецких военнопленных непосредственно на Кавказе, а военнообязанных — не только в Ярославской и Уфимской губерниях, но даже в Уральской области, где мусульмане составляли на тот момент почти ¾ населения. В пользу сказанного говорит и тот факт, что, в ходе сбора материалов, нам удалось выявить лишь один случай протеста, последовавшего со стороны российского должностного лица на планы размещения в его ведении турецких военнообязанных. Исходил этот протест от Рыбинского полицмейстера, уже в ноябре 1914 г. сумевшего убедить Ярославского губернатора исключить Рыбинск «из числа мест, предназначенных к водворению турецких подданных-мусульман», поскольку «между местными мусульманами найдутся и такие, которые, входя в общение с военнопленными («военнообязанными» — В.П. ), будут оказывать им тайно всякое содействие и уследить за ними не представляется никакой возможности» [118] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 9. Д. 659. Л. 20, 79. . (В свете изложенного небезынтересно отметить, что в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в том же Рыбинске было расквартировано больше турок, чем в годы Первой мировой войны во всей Ярославской губернии. Однако тогда этот факт почему-то никого не обеспокоил). Впрочем, «скрытый» протест был, конечно же, гораздо шире, и исходил он как от уездных властей, нередко предпочитавших уклоняться от приема военнообязанных под предлогом отсутствия в их распоряжении свободных помещений, так и от домовладельцев, наотрез отказывавшихся сдавать эти помещения в аренду для турок.

Все перечисленное во многом предопределило и различия в характере размещения военнообязанных в регионах, что видно из данных Таблицы 11.