Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Возвращаясь к более детальному анализу перечисленных выше форм освобождения турок из плена, отметим следующее.

1. Признание пленника российским подданным в подавляющем большинстве случаев касалось этнических турок, проживавших в Карской обл. и «попадавших в плен» на протяжении всей войны, но особенно часто на ее начальном этапе. При этом причины «пленения» могли быть самыми различными. Так, Мустафа Дорсун находился в 1915 г. «на сапожных работах» в областном центре, где у него, по его собственным словам, «были отняты русскими пьяными солдатами вид на жительство и деньги. При проверке населения Карса его, как не имеющего документов и не владеющего русским языком, ошибочно сочли турецким подданным и отправили с эшелоном военнопленных в с. Спасское на Дальний Восток» [561] РГВИА. Ф. 1558. Оп. 9. Д. 37. Л. 50. . К сожалению, проследить дальнейшую судьбу этого человека не представилось для нас возможным. Однако известно, к примеру, что 22 ноября 1916 г. другой турок — Маан Дада оглы, был «освобожден из числа военнопленных Шкотовского отряда и <���…> передан в распоряжение пристава Сучанского стана для водворения его на жительство по месту приписки в Карской обл.» [562] Там же. Д. 5. Л. 103. .

О том, что такого рода случаи были далеко не единичны, говорят следующие факты: в августе-октябре 1916 г. Военный губернатор Карской обл., совместно с ГУГШ, искали в округах Внутреннего района 11 русско-подданных турок в целях их последующего освобождения; в мае 1917 г. в пос. Раздольное Приморской обл. своего возвращения на родину ожидали сразу 16 жителей Карской области; в феврале 1916 г. в АО Каменноугольных копей в с. Побединка Рязанской губ. были уволены с работ «военнообязанные турецкого происхождения Карской области, как признанные русскими подданными»; в апреле 1917 г. ГУГШ распорядился освободить и направить на родину группу турок — российских подданных, «ошибочно зачисленных в число турецких военнопленных и отправленных в качестве таковых на работы по постройке Мурманской железной дороги» [563] РГИА. Ф. 274. Оп. 1. Д. 535. Л. 149; РГВИА. Ф. 1558. Оп. 9. Д. 9. Л. 1–2, 210; Ф. 2000. Оп. 9. Д. 70. Л. 79. .

2. Такая форма освобождения, как признание турецкого подданного не подлежащим плену с последующей его реэвакуацией на территорию Оттоманской империи, детерминировалась установлением того факта, что данное лицо не может быть признано пленным либо в силу своих половозрастных и (или) этноконфессиональных характеристик, либо по иным причинам, дающим основания считать его «пленение» неправомерным.

При этом освобождение турок в силу несоответствия их половозрастных и (или) этноконфессиональных признаков установленным законом критериям наиболее широко применялось командованием Черноморского флота, особенно на начальных этапах войны (см. Главу 2). Впрочем, на ее заключительных этапах оно тоже не игнорировалось. К примеру, 24 ноября 1916 г. представитель МИД при штабе Командующего флотом писал Ялтинскому уездному воинскому начальнику: «прилагая у сего список пленных турок сообщаю <���…>, что Али Мехмед Муртоза оглы 80 лет, его жена Фатима Мустафа кызы 70 лет, неизлечимо больной Измаил оглы 39 лет, его жена Вахиде Али Муртоза кызы 35 лет с детьми надлежит передать в полицию для отправления их на родину в Сюрмене недалеко от Трапезунда (Сюрмене занято нашими войсками), так как названные лица не могут считаться военнопленными» [564] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 3. Д. 528. Л. 35. . Хотя и значительно реже, но данное основание освобождения турок использовало и командование Кавказской армией. Так, в декабре 1914 г. по распоряжению Наместника турецкой стороне была передана группа чиновников занятого русскими г. Баязета, поскольку люди эти не подлежали призыву в вооруженные силы по возрасту и (или) состоянию здоровья [565] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 37; Д. 506. Л. 51. .

Освобождение турецкого подданного вследствие признания самого факта его пленения незаконным распространялось исключительно на гражданских лиц, проживавших на оккупированных русскими территориях Оттоманской империи, о которых нами подробно говорилось в Главе 2 настоящей работы. К примеру, 9 ноября 1917 г. Исмаил Кодаль оглы был освобожден из лагеря военнопленных на о. Нарген и «отправлен к начальнику Бакинской городской полиции для водворения на место его жительства» в с. Кагана Эрзерумского вилайета [566] Там же. Д. 1161. Л. 222. . В документах Архивного фонда РФ можно обнаружить и иные факты подобного освобождения турок из плена. Однако в целом, надо признать, что оно не получило широкого распространения, поскольку командование Кавказской армией вообще не слишком приветствовало «возвращение жителей в занятые нами районы Турции» [567] Там же. Ф. 1558. Оп. 9. Д. 9. Л. 149, 152, 158; АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 6453. Л. 2. .

3. Еще меньшее распространение имело предоставление пленному статуса беженца . Во всяком случае, нам известен лишь один факт такого рода, когда в сентябре 1916 г., при содействии Севастопольского греческого благотворительного общества, названный статус обрели пассажир захваченного в Черном море турецкого судна «православного вероисповедания греческой национальности Ставро Трифон» и члены его семьи [568] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 3. Д. 523. Л. 15. .

4. Обмен пленными между Россией и Турцией может быть дифференцирован по кругу субъектов на обмен:

— врачами и санитарным персоналом;

— военнопленными, признанными негодными к дальнейшей военной службе (инвалидами);

— иными лицами, включая гражданских пленных.

Если начинать с последних, то можно отметить, что уже в декабре 1914 г. ГМШ был инициирован вопрос об обмене экипажей задержанных в Турции в самом начале войны пароходов РОПиТ «Королева Ольга» и «Великий князь Александр» «на соответствующие турецкие команды, находящиеся в плену в России». Предложение это получило поддержку со стороны МИД и обсуждалось, как минимум, до марта 1917 г. Правда, обсуждалось оно почему-то со значительными перерывами и, похоже,… втайне от Порты, т. е. исключительно в пределах петроградских кабинетов, что, естественно, и предопределило отсутствие каких-либо результатов [569] РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2022. Л. 109–111, 120; Д. 2323. Л. 1, 11. .

Еще одна попытка обмена здоровыми пленными относится к августу-октябрю 1915 г., когда российские власти получили сведения о том, что из 30 русских офицеров, содержавшихся турками в г. Сивасе, за полгода пребывания в плену половина погибла от тифа, а оставшиеся «усердно просят об их обмене». На этот раз вопрос решался с редкой оперативностью. Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич сразу же дал разрешение обменять «в виде исключения» указанных лиц «на равное число офицеров турецкой армии, взятых нами в плен». Дипломаты США выразили готовность стать посредниками в обмене. Однако Стамбул в октябре 1915 г. отклонил соответствующее предложение как «неприемлемое» [570] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 5971. Л. 1–2, 6, 15. . Правда, уже через несколько месяцев сами турки выступили с практически такой же, но куда более масштабной инициативой: заключить соглашение об обмене равным количеством здоровых офицеров и нижних чинов. Но теперь отказом ответила Россия, считающая, что вчерашние турецкие пленные будут отправлены для дальнейшего прохождения службы на Кавказ и оттоманская армия получит «прекрасный элемент для усиления ее» [571] РГВИА. Ф. 2000. Оп. 11. Д. 45. Л. 3, 9, 16об.; АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 4650. Л. 16. .