Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Философия киников была частью движения «назад к природе», которое возникло в Афинах пятого века как реакция на плохую приспособленность к утомительно сложной цивилизации. По природе люди не цивилизованны и терпят путы упорядоченной жизни только потому, что боятся наказания или одиночества. Диоген примерно так же относится к Сократу, как Руссо — к Вольтеру: он думал, что цивилизация — ошибка и что Прометей, принеся ее людям, заслужил свою казнь [1862]. Подобно стоикам и Руссо, киники идеализировали «детей природы» [1863]; Диоген пробовал есть сырое мясо, потому что готовка не свойственна природе [1864]. Лучшее общество, думал он, — то, где нет неискренности и законов.

Греки смеялись над киниками и терпели их, как средневековое общество терпело своих святых. После Диогена киники превратились в безрелигиозный монашествующий орден; они взяли бедность за правило, жили на подаяние, компенсировали безбрачие распутством и открывали философские школы. Они не имели домов, но учили и спали на улицах или в портиках храмов. Через учеников Диогена — Стильпона и Кратета — киническое учение перешло в эллинистическую эпоху и легло в основание стоицизма. К концу третьего века школа утратила свою целостность, но ее влияние на греческую традицию оставалось значительным и, возможно, обусловило возникновение иудейского ессейства и раннехристианского египетского монашества. Наука не может сказать, в какой мере эти движения повлияли (или восприняли влияние) на схожие секты в Индии. Современные приверженцы лозунга «назад к природе» — это духовные потомки восточной и греческой древности, уставшие от неестественных и стесняющих запретов, верящие в то, что могут существовать среди животных. Жизнь была бы неполной без этой примеси городского чудачества.

Даже Платон не остался безучастен к киническому идеалу. Во второй книге «Государства» [1865]он с увлечением и сочувствием описывает коммунистическую и натуралистическую утопию. Он отказывается от нее и переходит к изображению «второго наилучшего» государства, но когда Платон рисует портрет философов-царей, мы обнаруживаем, что мечта киников — люди, живущие без собственности и жен, преданные житейской простоте и высокой философии, — овладела самым ярким воображением в греческой истории. Мысль Платона о коммунистической аристократии была блестящей попыткой богатого консерватора примирить свое презрение к демократии с радикальным идеализмом эпохи.

Он происходил из семьи столь древней, что со стороны матери его родословная восходила к Солону, а со стороны отца — к ранним афинским царям и самому богу моря Посидону [1866]. Его мать была сестрой Хармида и племянницей Крития, так что неприязнь к демократии была у него почти в крови. Названный Аристоклом — «лучшим и прославленным» — юноша отличился почти во всех областях: он добился превосходных успехов в изучении музыки, математики, риторики и поэзии; своей внешностью он пленял женщин и, вне всяких сомнений, мужчин; он боролся на Истмийских играх, и за крепость телосложения был прозван Платоном , или «широким»; он сражался в трех битвах и заслужил награду за храбрость [1867]. Он писал эпиграммы и любовные стихи, сочинил трагическую тетралогию и выбирал между политической и поэтической карьерой, когда двадцати лет попал под обаяние. Сократа. Юноша наверняка знал его и прежде, потому что великий задира был давним другом его дяди Хармида; но теперь он был в состоянии понять учение Сократа и наслаждаться зрелищем старика, который жонглировал, словно акробат, идеями и накалывал их на острые зубцы своих вопросов. Платон сжег свои стихи, забыл об Еврипиде, атлетике и женщинах и, точно загипнотизированный, последовал за учителем. Не исключено, что он вел ежедневные записи, понимая чутьем художника драматические возможности этого гротескного и милого Силена.

Затем, когда Платону исполнилось двадцать три, грянул консервативный переворот 404 года, во главе которого стояли его родственники; бурные дни олигархического террора и отважное неповиновение Сократа приказам Тридцати, смерть Крития и Хармида, восстановление демократии, процесс и смерть Сократа, — казалось, вокруг беззаботного юноши рушится мир, и он бежал из Афин, как из города призраков. Он был хорошо принят в Мегарах у Евклида, а затем в Кирене, где он, видимо, жил у Аристиппа; отсюда он, вероятно, отправился в Египет, где изучал математическую и историческую мудрость жрецов [1868]. Около 395 года он вернулся в Афины, а год спустя сражался за родину под Коринфом. Около 387 года он вновь пустился в путешествие, изучал пифагорейскую философию у Архита в Таранте и у Тимея в Локрах, переправился на Сицилию, чтобы осмотреть Этну, завязал дружбу с Дионом Сиракузским, был представлен Дионисию Старшему, продан в рабство и в 386 году целым и невредимым вернулся в Афины. За три тысячи драхм, собранных, чтобы возместить расходы его спасителя, и не принятых Анникеридом, друзья купили ему пригородную рощу, названную по имени местного бога Академа [1869]; здесь Платон основал университет, которому было суждено на девять веков стать интеллектуальным центром Греции [1870].

С юридической точки зрения, Академия представляла собой религиозное братство, или фиас , посвященный культу муз. Студенты не вносили платы за обучение, но, так как по большей части они происходили из высших классов, от их родителей можно было ожидать существенных пожертвований в пользу учебного заведения; Суда говорит, что люди состоятельные «время от времени отказывали членам школы в своих завещаниях средства на то, чтобы жить в философском досуге» [1871]. Сообщали, что Дионисий Младший подарил Платрну восемьдесят талантов (480 000 долларов) [1872]— это неплохо объясняет терпение, проявленное философом в общении с царем. Комедиографы того времени высмеивали студентов Академии за их чопорность и чересчур изысканное платье — изящные береты и трости, короткие плащи и академические балахоны [1873]; столь стары манеры Итона и профессорские мантии. В состав учащихся принимались и женщины, так как Платон оставался радикалом постольку, поскольку был заядлым феминистом. Главными предметами являлись математика и философия. Над входом висела предупреждающая надпись: medeis ageometretos eisito — «Да не войдет сюда никто, не сведущий в геометрии»; возможно, для поступления в Академию требовалось обладать серьезными познаниями в математике. Большинство математических достижений четвертого века принадлежит воспитанникам Академии. Курс математики включал в себя арифметику (теорию числа), продвинутую геометрию, «сферику» (астрономию), «музыку» (вероятно, сюда же относились литература и история), право и философию [1874]. Нравственная и политическая философия изучались в последнюю очередь, если Платон следовал совету — до известной степени оправдывающему Анита и Мелета, — который он вкладывает в уста Сократа.