Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Шестой век, отличившийся уже в стольких областях и странах, увенчал свои свершения тем, что заложил основы драмы. То был один из творческих моментов истории; никогда прежде, насколько нам известно, люди не совершали перехода от пантомимы и ритуала к словесной и светской драме.

По словам Аристотеля [820], комедия получила свое развитие «от зачинателей фаллического шествия». Группа людей, несущих священные фаллосы и распевающих, дифирамбы Дионису или гимны какому-нибудь иному вегетативному божеству, составляла, по греческой терминологии, комос , или «гулянье». Действо имело непременную сексуальную окрашенность, так как кульминацией данного ритуала являлся символический брак, целью которого было магическое воздействие на плодородие почвы [821]; поэтому в раннегреческой комедии, как и в большинстве новых комедий и романов, брак и предполагаемое продолжение рода образует надлежащее завершение рассказа. Имея откровенно фаллическое происхождение, комическая греческая драма вплоть до Менандра сохраняла непристойный характер; в своих истоках она была радостным прославлением воспроизводительных сил, и сексуальные ограничения в известной мере устранялись. Объявлялся однодневный мораторий на мораль; свободная речь ( parrhasia ) была в этот день особенно свободной [822]; и многие из выступающих, одетые на манер дионисийских сатиров, носили козлиный хвост и большой искусственный фаллос из красной кожи. Это облачение вошло на комической сцене в традицию; оно стало священным обычаем, благоговейно соблюдаемым Аристофаном; в действительности фаллос оставался обязательной эмблемой клоуна вплоть до пятого века нашей эры на Западе и последнего столетия Византийской империи на Востоке [823]. Наряду с фаллосом в Старой Комедии бытовал распущенный танец кордак [824].

Странно сказать, но впервые сельское вегетационное празднество было преобразовано в комическую драму на Сицилии. Около 560 года некий Сусарион из Мегар Гиблейских, что близ Сиракуз, сделал из веселого шествия короткие сценки с неотесанными сатирами и комедию [825]. Из Сицилии новое искусство переправилось на Пелопоннес, а оттуда — в Аттику; комедии исполнялись в деревнях странствующими актерами или местными любителями. Миновало столетие, прежде чем власти — процитируем фразу Аристотеля [826]— отнеслись к комической драме достаточно серьезно, чтобы в 465 году до н. э. сопроводить выступление актеров на официальном празднике хором.

Трагедия — tragoidia , или козлиная песнь, — схожим образом возникла из мимических представлений с пением и танцем сатироподобных дионисийских бражников, облаченных в костюмы козлов [827]. Вплоть до Еврипида такие сатировские пьесы оставались существенной частью дионисийской драмы; от каждого автора трагической трилогии ожидали уступки древнему обычаю, которая выражалась в посвящении Дионису сатировской драмы, являвшейся четвертой частью всего представления. «Будучи развитием сатировской драмы, — говорит Аристотель [828], — трагедия довольно поздно возвысилась над короткими сценками и комической речью до полного достоинства». Помимо этого, рождение трагедии, несомненно, — итог вызревания иных семян. Возможно, она заимствовала некоторые элементы ритуального культа и умилостивления умерших [829]. Однако главный ее источник — это миметические религиозные церемонии, подобные действу о рождении Зевса на Крите, или символическому бракосочетанию Зевса и Геры в Аргосе и на Самосе, или священным мистериям Деметры и Персефоны в Элевсине и других местах, или — прежде всего — оплакиванию смерти и ликованию о воскресении Диониса на Пелопоннесе и в Аттике. Такие представления назывались dromena — буквально, «исполняемое»; тот же корень в слове драма , которое, как и следовало ожидать, означает «действие». Говорят, в Сикионе трагические хоры до прихода к власти диктатора Клисфена поминали «страсти Адраста», древнего царя. В Икарии, где рос Феспид, в жертву Дионису приносили козла; возможно, «козлиная песнь», у которой трагедия заимствовала свое имя, пелась над расчлененным символом, или воплощением, опьяненного бога [830]. Греческая драма, подобно современной, выросла из религиозного ритуала.

В силу этого афинская драма, как трагическая, так и комическая, исполнялась как часть праздника Диониса, под председательством его жрецов, в театре его имени, актерами, прозывавшимися «искусниками Диониса». В театр приносили статую Диониса и ставили ее перед сценой, чтобы бог мог насладиться зрелищем. Представлению предшествовало принесение животного в жертву богу. Театр был овеян святостью храма, и совершенные здесь проступки карались не как обычные преступления, но как святотатство. Если трагедия занимала почетное место на сцене во время Городских Дионисий, то комедия первенствовала на празднике Леней; но и Леней были посвящены Дионису. Возможно, как и в драме мессы, исходной темой были страсти и смерть бога; с течением времени поэтам было позволено поставить на их место страдания и смерть героя греческого мифа. Возможно даже, что в своих ранних формах драма была магическим ритуалом, назначение которого предотвратить трагедии, подобные изображенным, и очистить слушателей от зол в более сильном смысле, чем вкладывал в понятие катарсиса Аристотель: зло передоверялось герою, тем самым утрачивая свою силу [831]. Отчасти именно укорененность в религии удерживала греческую трагедию на более высокой плоскости, чем та, которую облюбовал Елизаветинский театр.

Хор, приспособленный для миметического действия Арионом и другими поэтами, стал основой драматической структуры и оставался существенной частью греческой трагедии до самых последних пьес Еврипида. Более ранние драматурги назывались танцорами, так как их пьесы сводились в основном к хоровой пляске, а сами они в действительности были учителями танца [832]. Чтобы превратить эти хоровые представления в драму, недоставало одного: противопоставления актера — в диалоге и действии — хору. На этот шаг был подвигнут один из преподавателей танца и наставников хора Феспид из Икарии, городка, расположенного близ пелопоннесских Мегар, где пользовались популярностью обряды Дионйса, и неподалеку от Элевсина, где ежегодно исполнялась ритуальная драма о Деметре, Персефоне и Дионисе, Загрее. Надо полагать, не без помощи движущего миром эгоизма, Феспид отделил себя от хора, отвел себе особые речитативные партии, разработал понятия противодействия и конфликта и подарил истории драму в более строгом смысле слова. Он играл разнообразные роли с таким правдоподобием, что, когда его труппа выступала в Афинах, Солон был шокирован тем, что представлялось ему разновидностью публичного обмана, и объявил новоиспеченное искусство безнравственным [833]— обвинение, которое будет раздаваться из века в век. Писистрат был одарен более богатым воображением и поощрял состязательное исполнение драм на празднике Диониса. В 534 году Феспид одержал победу в таком состязании. Новый жанр развивался столь быстро, что живший всего поколение спустя Херил создал 160 пьес. Когда, через пятьдесят лет после Феспида, Эсхил и Афины одержали победу у Саламина, сцена для великого века в истории греческой драмы была уже подготовлена.