Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

Как следует из одной летописи, в качестве повода для начала войны против Твери Иван III использовал крестное целование Михаила Казимиру и намерение великого князя тверского «жениться у короля» [1557]. Казимир же обвел своего тверского союзника вокруг пальца (подобно тому, как он отказал в своей поддержке Великому Новгороду в 1471 г. и татарскому хану Ахмату — в 1480 г.); тем самым Михаилу Борисовичу не оставалось ничего иного, кроме капитуляции.

В новом договоре с великим князем тверским Иван III обозначен как «великий князь всея Руси» [1558]— в соглашении с немосковским князем этот титул фигурирует впервые. В соответствии с этим договорным соглашением как Иван III, так и Иван Молодой как «старшие братья» стояли выше Михаила Борисовича, который был приравнен в качестве «брата» к московскому удельному князю Андрею Васильевичу [1559]. Михаилу Борисовичу пришлось объявить о расторжении договора с Казимиром; великому князю тверскому было отказано в праве проводить самостоятельную «внешнюю политику». Без ведома своего московского партнера по договору Михаил Борисович не мог отправлять послов ни в Литву, ни в Орду.

Весной 1485 г. [1560]два тверских удельных князя, Андрей Борисович Микулинский и Иосиф Андреевич Дорогобужский, использовали, как уже говорилось выше, последний шанс перейти на сторону сильнейшего и были вознаграждены за это наместничествами в Дмитрове и Ярославле [1561]. Во второй Софийской летописи далее сказано, что «все бояре тверские» перешли тогда к великому князю московскому [1562].

На самом же деле были люди, не покинувшие Михаила Борисовича до самого горького конца; число их явно все уменьшалось и уменьшалось. В упомянутом источнике далее сообщается, что в тех случаях, когда возникали юридически спорные ситуации вокруг прав на владение землей, тверичи несли большой ущерб от действий Москвы. Там, где закон нарушали москвичи, дело попросту закрывалось, в тех же случаях, однако, когда законы начинали нарушать подданные Твери,

«…а то князь велики (т. е. Иван III) съ поношениемъ посылаетъ и съ грозами къ Тверскому, а ответомъ его веры не иметъ, а суда не дастъ» [1563].

Представляется, что подобные инциденты могли побудить Михаила Борисовича сделать отчаянный шаг: он направил в Литву гонца с посланием Казимиру, призывающим его сразиться с Москвой [1564]. Однако этот посол был перехвачен москвичами. Позже, в начале июля 1485 г., в Москве пребывало тверское посольство, состоявшее из епископа Вассиана, князя Михаила Дмитриевича Холмского и двух бояр [1565], но Иван III «их на очи не пустил?» — он отверг возможность нового примирения и приказал готовить войска к походу [1566]. Новгородский наместник Иван также получил от Ивана III приказ выступить с войском против Твери; после этого 21 августа великий князь московский с большим войском выступил из своей столицы. 8 сентября москвичи стояли под Тверью. Они поджигали тверские посады и обстреливали кремль из артиллерийских орудий [1567]. В воскресенье 11 сентября 1485 г. к Ивану III перебежали новые тверские князья и бояре, «крамольники тверские», как называет их летописец [1568]. На следующую ночь Михаилу Борисовичу в сопровождении небольшой свиты [1569]удалось бежать из осажденного города. На тверского князя была открыта «погоня великая», но преследователи смогли захватить только его казну [1570]. Михаил Борисович ушел от погони в Литву.

На следующий день к Ивану III отправились Михаил Дмитриевич Холмский «с братьями своими и с сыном и иные князья и бояре, и земские люди все», а с ними и епископ Вассиан. Это была капитуляция. Все тверичи должны были присягнуть на верность Ивану. 15 сентября после вечерней службы в храме Спаса московский правитель передал «ту землю», великое княжество Тверское, своему наследнику Ивану Молодому. Три дня спустя Иван III вернулся в Москву [1571]. Посадив в Твери своего наместника, боярина Василия Федоровича Образец-Добрынского, он обеспечил, сверх того, и свой личный контроль над Тверью [1572]. Тверь теперь стала частью Московского государства [1573].

Михаил Дмитриевич Холмский, до последнего державшийся в Твери на стороне Михаила Борисовича, но не последовавший за ним в Литву, очень скоро начал ощущать изрядное недоверие со стороны Ивана III, подозревавшего его в организации заговоров и предательстве, — эта черта характера явно сформировалась в то время, когда Иван, будучи еще ребенком, переживал злоключения своего отца. По приказу Ивана Михаил Дмитриевич Холмский вместе с женой и сыном 29 сентября 1485 г. был взят под стражу и заключен в темницу в Вологде [1574]. Согласно В. Н. Татищеву, цитирующему, возможно, несохранившуюся рукопись какой-то летописи, подобный поворот судьбы заставил холмского князя решиться на следующий шаг:

«…отступил князя своего Михаила тферскаго и, целовав ему крест, изменил, а великому князю на него лгал, рекучи: «Недобре вериги тому, кто богу лжет»» [1575].

Мать Михаила Настасья, также оставшаяся в Твери, была отправлена в заключение в Переяславль после того, как она попыталась спрятать от Ивана III свои драгоценности [1576].

До конца XV в. Тверь сохраняла политико-административное единство в рамках ранее независимого великого княжества; имела она и своего князя — Ивана Молодого, а после его смерти (1490 г.) — Василия Ивановича (позднее — великий князь Василий III). Однако постепенно остатки тверской независимости исчезли. В 1491 г. тверская земельная собственность была записана в новый кадастр, составленный по московскому образцу [1577]. Примерно с 1497 г. судебные дела, связанные со спорами о владении тверскими землями, перешли в ведение московского великокняжеского суда [1578], члены которого происходили из родовитых московских боярских семей [1579]. В 1504 г. Иван III разделил в своем завещании тверскую землю среди многих наследников. Тем самым перестало существовать и территориальное единство прежнего великого княжества Тверского [1580].

После бегства последнего великого князя тверского ушли в прошлое дни тверской независимости. В сентябрьском году 1485/1486 Михаил Борисович подошел к литовской границе, но посланные Иваном III войска, возглавляемые воеводой Иваном Юрьевичем Патрикеевым, «прогнаша его навадъ» [1581]. Поиски Михаила на московско-литовской границе, на которые до сих пор не обращали внимания исследователи, осуществлялись, как кажется, без литовского прикрытия. По меньшей мере, Казимир постарался, чтобы его мероприятия не отождествляли с методами действий Михаила Борисовича. 25 сентября 1486 г. великий князь литовский направил Ивану послание, в котором он официально объявил о бегстве Михаила в Литву:

«И билъ (Михаил Борисович) намъ чоломъ, абыхмо ему помогли. И мы обмыслили есмо о томъ, какъ бы онъ къ отчине своей прийшолъ добрымъ койцемъ, безъ кровопролитья; а посмотрели есмо въ докончаньи оти, а твоего, какъ есмо съ нимъ докончали, ино на васъ помочи есмо не дали ему, а хлеба и соли есмо ему не боронили: покуль была его воля, покуль у насъ былъ; а какъ къ намъ въ нашу землю добровольно приехал, такъ есмо его добровольно отпустили» [1582].