Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

«господние нашего, великого князя всея Руси, Василия Васильевича и сына его великого князя всея Руси Ивана Васильевича» [1489].

С другой стороны, этому признанию московских притязаний на господство над «всею Русью», которое имело далеко идущие последствия и, вероятно, стало роковым для Твери, противостоят факты, свидетельствующие об обособленной позиции тверского епископа по отношению к все возрастающему политическому влиянию Москвы на митрополию. По всей видимости, Геннадий продолжал линию своих предшественников: он не присутствовал на поставлении преемника Ионы Феодосия, ограничившись составлением грамоты, подтверждающей его согласие с этим актом. Точно так же поступил и архиепископ новгородский [1490]. Повторилась подобная ситуация и в 1464 г. при поставлении преемника Феодосия Филиппа: «неких ради нужд» Геннадий и его новгородский коллега не поехали в Москву [1491]. В 1473 г. эти два иерарха в третий раз не присутствовали при поставлении митрополита [1492]. Как согласовать реальное поведение Геннадия с характеристикой великих князей московских в его послании к Феодосию? Возможно, что цитированное место из послания представляет собой позднюю интерполяцию. Сохранившийся список происходит из Великих Миней Четьих митрополита Макария, собрания церковно-религиозных писаний, составленного около середины XVI в. Если исходить из того, что титулование Василия II и Ивана III «великими князьями всея Руси» отсутствовало в оригинале документа, то все начинает говорить против представления о Геннадии как о поборнике промосковской политики. Тогда смещение Моисея можно понимать двояко: либо его мотивация имела «внутренний» характер и была связана со стремлением тверских бояр устранить своего конкурента, либо это смещение следует истолковывать как «жертву», принесенную для завоевания московского благоволения. Можно предполагать, что подобной же жертвой было и возвращение ржевской территории Москве. После смерти Василия II 27 марта 1462 г. Ржева вместе с Волоком Ламским и Рузой перешла по наследству к одному из его младших сыновей Борису Васильевичу [1493]. Новый великий князь московский Иван III вскоре после своего вокняжения заключил договор со своим малолетним деверем Михаилом Борисовичем [1494], возобновлявший соглашения их отцов, заключенные в 1454–1456 гг. Иван III и Михаил Борисович фигурировали в этом договоре как равноправные «братья» [1495]. Если исходить из текста этого соглашения, то московскому правителю было еще очень далеко до признания его Тверью в качестве «великого князя всея Руси».

Иван III приступил к завершению «собирания русских земель» с разумной осторожностью [1496]. Эта особенность политики Ивана и политика тверских бояр, явно ориентированная на компромисс и умиротворение Москвы, были причиной того, что Михаил Борисович еще на протяжении двух десятилетий смог беспрепятственно править в Твери, прежде чем стал намечаться финал тверской политической независимости.

Первым из тверских удельных князей, перешедших в московский лагерь, стал Даниил Дмитриевич Холмский. Брат Даниила, Михаил Дмитриевич, обозначен в договоре между Иваном III и Михаилом Борисовичем как «младший брат» великого князя тверского. Выделенный таким образом Михаил Дмитриевич сохранял верность великому князю тверскому вплоть до самого плачевного конца; Даниил же, по всей видимости, поступил на московскую службу уже в 1460-х гг. В конце 1467 г. и весной 1469 г. он действовал в качестве воеводы, приняв участие в московских походах против Казани [1497], а в 1471 г. он был воеводой московского правителя во время войны с Великим Новгородом [1498]. В 1473/1474 г. московский боярин Иван Никитич Воронцов подписал поручительство за Даниила Холмского. Воронцов обязался выплатить великому князю московскому 250 рублей в случае «отъезда и измены» тверского удельного князя [1499]. Эта сумма, однако, не понадобилась; Даниил остался вереи Москве.

30 апреля 1476 г. «многие бояре и дети боярские» [1500]пришли из Твери в Москву, чтобы служить Ивану III; Григорий Никитич [1501], Иван Жито [1502], Василий Данилов [1503], Василий Бокеев [1504], трое Карповичей [1505], Дмитрий Киндырев [1506]и многие другие [1507]. Свобода отъезда бояр, отрегулированная также договором между Иваном III и Михаилом Борисовичем [1508]и соответствовавшая обычному праву бояр, однозначно работала теперь против Твери. Поскольку отъехавшие в Москву люди из окружения великого князя сохраняли свою земельную родовую собственность, т. е. унаследованные или же приобретенные иными путями вотчины, великий князь тверской все менее мог теперь рассматривать свою собственную землю в качестве надежной опоры: посреди тверской территории располагались области, хозяева которых состояли на московской службе.

Помимо этого, незадолго до конца тверской независимости еще два тверских удельных князя использовали последний шанс, дававший им возможность отделить себя от Михаила Борисовича. Весной 1485 г., за несколько месяцев до включения Твери в Московское государство, на московскую службу поступили князья Андрей Борисович Микулинский и Иосиф Андреевич Дорогобужский. Два эти удельных князя, предки которых были исключены из круга «младших братьев» великого князя Тверского еще в конце 1430-х гг., получили в Москве весьма значительные и к тому же явно доходные посты: Андрей Микулинский стал наместником в Дмитрове, Иосиф — в Ярославле [1509].

Переход в московский лагерь был явным следствием политического оппортунизма [1510]. Поскольку Москва значительно превосходила Тверь в военном отношении, положение Твери в длительной перспективе могло быть обеспечено только за счет поддержки извне. Обе силы, выполнявшие эту функцию в прошлом или же удерживавшие Москву от агрессии против Твери самой возможностью своего вмешательства, теперь по различным причинам были уже не в состоянии играть свою прежнюю роль. Распад Орды невозможно было не заметить [1511], а Польско-Литовское королевство было столь сильно ориентировано на западные цели ягеллонской политики в Богемии и Венгрии [1512], что теперь оно тоже не могло быть надежным союзником для Твери. Когда Михаил Борисович в последнюю минуту все же сделал ставку на литовскую помощь, его с неизбежностью должно было постигнуть горькое разочарование.

Таким образом, отъезд тверских князей и бояр определенно следует рассматривать как следствие представлений о невозможности сохранения политической независимости Твери в дальней перспективе. Воздействовали на эти процессы, вероятно, и экономические рычаги. За исключением короткого эпизода со Ржевой, Тверь со второй половины XIII в. (!) не осуществляла никакой территориальной экспансии, в то время как московская территория постоянно увеличивалась. Соответственно великий князь московский мог наделять своих приверженцев большим количеством доходных мест. Хотя размеры непосредственных владений Ивана III и были ограничены наделением землями четырех его младших братьев [1513], все же именно при Иване III к ним добавились новые земли: в 1463 г. ярославские князья передали свою отчину великому князю московскому [1514], а зимой 1473/1474 г. подобное же произошло с Ростовом [1515]. Хотя правившие этими землями князья и не были ущемлены в своих владельческих правах в результате подобной передачи, государственный суверенитет над их территориями перешел, однако, впредь к московскому правителю. С этой поры в Ярославле и Ростове правили наместники Ивана III.