Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

О последних годах правления Бориса Александровича сохранилось на удивление мало известий. Может быть, в Твери осознали, что далеко идущие планы 1430-х — 1440-х гг. не осуществились. Единственным их воплощением осталось лишь признание великого князя тверского «братом» великого князя московского.

Но как можно было доверять написанному черным по белому, если за тверской стороной не стояло никакой силы, способной обеспечить соблюдение договорных соглашений? Василий II методично и последовательно восстанавливал власть великого князя московского. В 1454 г. он изгнал из Можайска князя Ивана Андреевича [1473]. В январе 1456 г. он вновь восстановил московскую власть над городом на Волхове; это стало результатом похода против Великого Новгорода [1474]. Осуществлен этот поход был без тверской поддержки, и неизвестно, просил ли Василин о ней вообще. С военной точки зрения тверская помощь не была необходимой; это наглядно показывает успех московских войск. Если принять во внимание предшествующие тверские акции против Новгорода, то нельзя отрицать, что возвращение городской республики de facto под верховную власть Москвы также означало собой еще один тяжелый удар для Твери. Сомнительно, что Тверь в ответ на этот шаг никак не прореагировала; некоторые указания, относящиеся к сфере церковной истории, говорят об обратном.

30 декабря 1456 г. умер тверской епископ Илья [1475]. Прошло больше года, прежде чем в Тверь прибыл митрополит Иона и посвятил новым епископом Моисея, архимандрита тверского Отроча монастыря; произошло это 29 января 1458 г. [1476]В последний раз русский митрополит отправился в Тверь, чтобы посвятить там епископа [1477]. Моисей, новый наместник тверской кафедры, пользовался, по всей вероятности, доверием со стороны Бориса Александровича. Если бы сын Бориса Михаил по малолетству был отстранен от тверского великокняжеского престола, очень многое зависело бы в подобной ситуации, как можно предполагать, от поведения епископа. Подобные соображения являлись достаточным основанием для Бориса предпочесть того из кандидатов, который представлялся ему наиболее надежным.

В 1458 г. преемник неудачливого Исидора, митрополит Григорий, прибыл в Литву для осуществления церковной унии [1478]. Этот факт вызвал определенную реакцию со стороны восточной церкви: тверской епископ, однако, занял здесь позицию, отличную от своих коллег. Московский митрополит Иона в 1459 г. направил Моисею послание, в котором ссылался на прежние свои требования, предъявляемые к тверскому епископу:

«…чтобы ecu былъ къ намъ, церковныхъ ради великыхъ делъ, и ты къ намъ не поехалъ; а нынеча втретии по тебя есмь послалъ, и сию свою грамоту къ тебе пишу, чтобы ecu, по сей нашей грамоте, къ намъ былъ, безо всякого перевода какого: занеже пришли, сыну, великия дела церковные, занеже твоя братия, архиепископъ ростовьскый [1479]и иные все владыкы здесь у насъ благословилися, и наказали есмо ихъ духовне о всемъ. И ты бы также, безъ всякого перевода, былъ къ намъ, къ тому сроку, какъ тебе пишу, а того бы ecu собе не поплошилъ; а не будешь и свое исповедание въ свое ставление позапомнишь: инок о намъ тебе написати и послати, и то бы тебя было ведомо. А и съ посломъ есмь, сыну, сына своего великого князя Бориса Александровича, съ Васильемъ съ Карабузинымъ, своими усты тоже приказалъ. А милость Божья да есть съ твоимъ боголюбиемъ…» [1480]

Мы не знаем, был ли призыв Ионы успешным. Все же лишение Моисея епископской кафедры вскоре после смерти великого князя Бориса указывает на то, что тверской епископ и впредь продолжал противопоставлять себя митрополиту. Все же предположение о том, что тверская политика в это время вновь проявляет тенденцию к пролитовской ориентации [1481], вызывает сомнения, хотя полностью отвергать его с учетом представленных фактов и не следует. В период, предшествовавший заключению церковной унии, политическое сотрудничество между Тверью и Литвой ни разу не влекло за собой установления церковно-политических связен. Почему же в таком случае единственное указание на новое сближение Твери и Литвы во время, последовавшее за объединительным собором, должно относиться именно к церковной сфере? Может быть, отказ Моисея ехать в Москву имел другие причины. Может оказаться и так, что Борис не хотел, чтобы под московское влияние попал именно тот человек, которому он доверил столь важную роль на случай регентства при малолетнем княжиче. С учетом все ширящегося на Руси неприятия церковной унии и одновременного усиления Москвы союз Твери с Литвой и без того был бы политической авантюрой; если же вспомнить о том, что дни Бориса были в это время уже сочтены, то подобная перемена политического курса покажется и вовсе невероятной.

Великий князь тверской Борис Александрович умер 10 февраля 1461 г. Пятью днями позже на отцовский престол взошел его сын Михаил. Михаилу было четыре с половиной года или же семь с половиной лет.

Кто определял теперь от его имени тверскую политику? Мать Михаила, великая княгиня Настасья, вообще не упоминается в источниках в период малолетства своего сына; по всей видимости, она не пользовалась политическим влиянием. Когда Борис умер, пробил час тверских великокняжеских бояр, московские собратья которых в аналогичной ситуации сыграли существенную роль в Москве в 1425 г. Два тверских боярина, определявших судьбы Твери после смерти Бориса, известны нам по именам — это братья Семей и Борис Захариничи. Оба они, обозначенные тверским анонимом как «крепчайшие воеводы» своего великого князя [1482], водили тверские войска на Углич в начале 1447 г. Тогда как Борис упоминается лишь через несколько лет после вокняжения Михаила Борисовича [1483], Семен появляется на страницах источников уже вскорости после этого события. Тверской летописец сообщает, что епископ Моисей был лишен кафедры, не уточняя сначала персональный состав его противников:

«…A Моисеа владыку свели съ владычества въ Огрочь монастырь, а поставили Генадъя Кожу на владычство; а ставили его на Москве, а съ нимъ былъ бояринъ Семенъ Захарииничь. а ставилъ его митрополитъ Иона месяца марта 22.» [1484]

Напряженность в отношениях между Моисеем и митрополитом существовала с 1458/1459 г. Однако тверской епископ потерял кафедру только вскоре после смерти Бориса Александровича. Он явно находился под защитой покойного великого князя. На самом ли деле смещение Моисея представляло собой что-то вроде «захвата власти» в Твери москвичами? Я. С. Лурье склоняется к этой точке зрения, полагая, что Моисей был заменен в качестве «фактического правителя» Твери неким московским боярином [1485]. Выше уже говорилось о том, что предположительно Борис Александрович отводил епископу роль регента при своем малолетнем сыне. Может быть, Я. С. Лурье приписывает тверскому епископу чрезмерно большой политический вес. С определенными поправками покровительство, оказанное Борисом Александровичем Моисею, может быть истолковано в этом направлении. Остается неясным, кто же оказывал основное влияние на политику Твери после смещения Моисея: Москва, как полагает Я. С. Лурье, или же тверские бояре, воспринимавшие установленную Борисом Александровичем политическую роль епископа, как бельмо на глазу? Поскольку летописные известия о времени правления Михаила Борисовича в целом крайне скудны и разъяснений на сей счет в них не содержится, ответ следует поискать в личности нового епископа Геннадия Кожи. Я. С. Лурье именует его «московским боярином», что не соответствует истине. Геннадий происходил из боярского рода, корни которого восходили частью к Твери, частью — к Суздалю [1486]. Важнее, однако, то, что до посвящения Геннадий был архимандритом тверского Отроча монастыря. Кроме того, и его брат Макарий занимал важный духовный пост в тверских владениях, будучи настоятелем Троицкого монастыря в Калязине [1487]. Семейное происхождение Геннадия и его личная биография указывают скорее на связи с Тверью, а не с Москвой. Впрочем, его действия на тверской епископской кафедре не следует истолковывать столь однозначно. Вскоре после своего поставления Геннадий направил митрополиту Ионе послание, в котором обещал уважать его сан и не поддерживать никаких контактов с униатским митрополитом Григорием [1488]. После смерти Ионы 31 марта 1461 г. схожее послание от тверского епископа получил и митрополит Феодосий. Однако, в соответствии с дошедшим до нас списком, в нем появился новый пассаж, упоминающий