Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

Поскольку политическая борьба в Литве привела к упрочению государственной власти, а на княжеском столе Полоцка (как, впрочем, и Витебска, и Минска) сидели ставленники Литвы, на княжеском же столе Пскова — приглашенный псковским правительством литовский князь, поскольку при этом литовские походы время от времени задевали Новгородскую землю, в частности, волость Ловать [293] НПЛ, стр. 326; Ловать названа в НIVЛ, 1, стр. 246; НПЛ, стр. 339 (по списку Т). (1285, 1323 гг.) и Торжок [294] НПЛ, стр. 347 (Литва воевала Новоторжскую волость «на миру», а Иван Калита отправил войско и «пожже городке литовьскыи Осечен и Рясну и иных городков много»). (1335 г.), а отношения Новгорода с великими князьями русскими оставались напряженными, — литовское влияние в нем должно было возрасти и стать в глазах боярства фактором, который можно было использовать в противовес политическим стремлениям низовских князей.

Притом весьма любопытно, что новгородское правительство было склонно подобные же действия псковского боярства расценивать как измену, и потому история псковско-литовских отношений получила в нашей летописи искаженное освещение. Приведем два примера. Под 1322 г. летопись сообщает лишь о бегстве князя Юрия Даниловича во Псков и его приглашении новгородцами, так как «въ Пскове бяше Литовьский князь Давыдко» [295] НПЛ, стр. 97, 339; ср. НIVЛ, 1, стр. 259; ПЛ, в. I, стр. 16; в. II, стр. 22; ГВНиП, № 37, стр. 65–66. . Между тем достаточно обратиться к псковским летописям (см. ниже), хронике Петра Дюсбурга и новгородско-немецкому договору 1323 г., чтобы обнаружить тенденциозность летописи и понять суть русско-литовско-немецких отношений, приведших к новгородско-литовскому договору 1326 г. (см. ч. III, § 1–2). Последний договор, к сожалению, не сохранился, но упомянут в летописи: «приехаша послы из Литвы: брат Гедиминов князя Литовьского Воини Полотскый князь, Василий Меньскый князь, Федор Святославич; и докончаша мир с Новгородци и с Немци» [296] НПЛ, стр. 98, 341. .

Другой пример относится ко времени Калиты. Когда Иван Калита повел борьбу против Твери, местный князь Александр Михайлович, в прошлом признанный Новгородом [297] ГВНиП, № 14, стр. 26–28. , должен был искать пристанища во Пскове (1327 г.) [298] НПЛ, стр. 98, 341; ср. ПЛ, в. I, стр. 17 (под 1327 г.). ; тогда митрополит Феогност проклял псковичей (1329 г.) [299] НПЛ, стр. 342; НIVЛ, 1, стр. 263. , а Иван Калита прибыл в Новгород с ратью для похода на Псков. В это время и в Литве [300] НIVЛ, 1, стр. 263; НПЛ, стр. 342–343. произошел интересный эпизод новгородско-литовских взаимоотношений, также весьма тенденциозно поданный в летописи. Сохранились три последовательные редакции известия, касающегося поездки архиепископа Василия на поставление к митрополиту Феогносту на Волынь. В краткой, видимо современной, записи (Синодального списка) сказано: «приехаша послове от митрополита из Велыньской земли Федорко и Семенко, на страстной неделе, позыват на ставление. Того же лета поставиша Василья в Велыньской земли в Новъгород» [301] НПЛ, стр. 99. .

В архиепископской летописи (по Комиссионному списку) это описано несколько подробнее: приведена дата отъезда, назван состав новгородского посольства. Но все же важное событие утаено, в частности, путь Василия на Волынь описан так: «и приехаша в Володимир волыньскый, пр омы слом божиим и поспешением святого духа» [302] Там же, стр. 343. . За подчеркнутыми словами скрыта, однако, следующая дипломатическая акция Василия, через Новгородскую IV летопись, отраженная в Московском своде 1423 г. Оказывается, Василий и его спутники «ехаша на Литовъскую землю. И князь Гедимин изнима их на миру, и в таковой тяготе и слово право дали сыну его Нариманту и пригороды Новгородцкии: Ладогу, Ореховый, Корельский и Корельскую землю, и половину Копорья, в отчину и в дедину и его детемь» [303] НIVЛ, 1, стр. 263–264. . Таков один пропуск.

Далее в Новгородской летописи сообщается, что во время пребывания Василия на Волыни «приихаша послове из Плескова от князя Александра и от Гидимена послове и от всех князий литовьскых», послы привезли Арсения — своего кандидата в епископы Пскова, «не потворивше Новаграда ни во что же, възнесошася высокоумьем своим»; такое действие было следствием того, что псковичи «измениле крестное целование к Новуграду, посадиле собе князя Александра из литовъскыя рукы» [304] НПЛ, стр. 343; НIVЛ, 1, стр. 264; ср. ПЛ, в. I, стр. 17 (под 1327 г.). .

Новгородская летопись сообщает, что из затеи псковичей ничего не вышло, и «Арсений же со плесковицы поиха посрамлен» от митрополита «на Киев». Василий тоже поехал домой. Когда он прибыл «под Чернигов», то на него напал киевский князь Федор «со баскаком» и отрядом в пятьдесят человек «розбоем». Дело чуть не дошло до стычки: «и новгородци остерегошася и сташа доспев противу себе, мало ся зло не учинило промежю ими; а князь въсприим срам и отъиха нь от бога казни не убежа: помроша кони у него». Василий через Брянск и Торжок прибыл в Новгород, где уже «весть промчеся, яко владыку Литва яле, а детей его избиша» [305] НПЛ, стр. 344. . На первый взгляд странно это упоминание Литвы, о нападении которой в этой летописи данных пет.

Дело разъясняет Новгородская IV летопись, где сказано, что Василий и его спутники не просто ехали с Волыни, а «межи Литвы и Киева уходом бежали» и не зря, так как сам митрополит известил их через гонца: «отпустил князь (литовский. — В. П .) изиимать вас 300 Литвы». Но новгородцы «того убегли и приехаша под Черьнигов город» [306] HIVЛ, 1, стр. 264. . Так обстоит дело с Литвой.

Несколько иначе рисуется и встреча с киевском князем, которого подбил к нападению, вероятно, Арсений. Верно, что «наши остерегошася» и лр., но оказывается, «наши с себе окуп даша, а Ратослава протодьякона митрополича, изымав, в Киеве повеле, а чрес целование» [307] Там же. .

Что касается Пскова, где остался Александр, то финал этого эпизода был разыгран при совместном участии московского я новгородского правительств. Иван Калита в 1335 г. было «хоте ити на Псков с новгородци и со всею Низовьскою землею», но в Новгороде ему предложили какой-то более ловкий ход («бысть ему по любви речь с новгородци»); тогда союзники «отложиша ещ», но псковичам «миру не даша» [308] НПЛ, стр. 346, ср. стр. 347–348. . Дело кончилось сравнительно просто: князя Александра, после десятилетнего княжения, с двором и семьей выманили из Пскова вместе с сыном в Орду, где он и был убит при дворе хана Узбека (1339 г.), о чем наша летопись сообщает с наигранным сочувствием: «приимша горкую и нужную смерть» [309] Там же, стр. 350, Ср. ПЛ, в. I, стр. 17–18. О проклятье новгородского архиепископа тут, понятно, умалчивается. .