Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Памятником поэтического характера, чья жанровая близость со «Словом о полку Игореве» многократно отмечалась, является дошедшее до нас в двух списках (конца XV и середины XVI в.), в составе «Жития Александра Невского» (в качестве предисловия к нему), «Слово о погибели Русской земли» — произведение середины XIII столетия [355].

Наконец, произведением с поэтическими чертами является «Задонщина» — «песня» о победе на Куликовом поле, дошедшая в шести списках и датируемая концом XIV или XV столетием (не позднее 1470-х гг., которыми датируется ее древнейший Кирилло-Белозерский список) [356].

Суммируя все изложенное, можно сказать, что даже если бы «Слово о полку Игореве» до нас не дошло, все равно пришлось бы констатировать: имеются достаточные основания говорить о существовании на Руси с XI по XV столетие традиции поэтического творчества — «песен» о деяниях князей. Во-первых, сохранилось два произведения такого рода: одно («Задонщина») пространное и одно («Слово о погибели Русской земли») краткое. Во-вторых, имеются два отрывка с ритмической организацией текста (в ПВЛ под 964 г. и фрагмент о Романе из Предисловия к Галицко-Волынской летописи). В-третьих, есть два известия, представляющие собой отсылки к «песням» о деяниях князей (южнорусская летопись под 1140 г. и текст о Мономахе из Предисловия к Галицко-Волынской летописи). В-четвертых, известно имя «песнетворца» XI в. (Боян). В-пятых, есть свидетельство об исполнении перед князем песен под музыку как обычном (во всяком случае, для людей XI столетия) явлении (Житие Феодосия). Эти данные свидетельствуют о существовании произведений поэтического характера о деяниях немалого количества князей: даже если посчитать, что указание «Задонщины» о воспевании Бонном персонажей IX–X вв. (Рюрика, Игоря и Владимира) является домыслом, в перечень войдут 10 человек — Ярослав Владимирович, Владимир Мономах, Мстислав Владимирович, Юрий «Долгорукий», Всеволод «Великое Гнездо», его сыновья Юрий и Ярослав (четыре последних князя вместе с Владимиром Мономахом и Ярославом «Мудрым» названы в «Слове о погибели Русской земли»), Роман Мстиславич, Дмитрий Донской и его двоюродный брат Владимир Андреевич (герои «Задонщины»).

Таким образом, «Слово о полку Игореве» оказывается гораздо менее «уникальным» в жанровом отношении произведением, чем такие не вызывающие сомнений в своей древности памятники, как «Слово Даниила Заточника» и «Поучение» Владимира Мономаха: эти тексты не имеют ни дошедших до нас собратьев по жанру (каковыми для «Слова» являются «Слово о погибели Русской земли» и «Задонщина»), ни даже намеков на их существование.

Не представляет собой ничего экстраординарного и то, что «Слово о полку Игореве» сохранилось в единственном списке. Рукописная традиция произведений домонгольского периода, не имеющих отношения к богослужебной практике, крайне ограничена. Достаточно вспомнить, что до нас дошли всего три списка летописей, чье изложение не выходит за пределы домонгольской эпохи: один — Радзивилловской летописи и два — Летописца Переяславля-Суздальского [357](при том, что летописи — памятники «официальные», создававшиеся по заказу властей, светских или церковных). «Слово о погибели Русской земли» дошло в двух списках (в составе Жития Александра Невского), «Поучение» Владимира Мономаха — в одном (несмотря на то, что автор — киевский князь), причем в составе летописи.

Судьба произведений Мономаха, в известном смысле, являет собой счастливую противоположность судьбе «Слова о полку Игореве». «Поучение» и помещенные следом письмо Владимира Олегу Святославичу и молитва сохранились в составе Лаврентьевской летописи (список 1377 г.), оказавшейся в том же собрании А. И. Мусина-Пушкина, что и сборник со «Словом о полку Игореве». Но Лаврентьевскую летопись Мусин-Пушкин за несколько лет до войны 1812 г. подарил Александру I (после чего она оказалась в Петербургской Императорской Публичной библиотеке, где благополучно пребывает по сей день). Не случись этого и раздели Лаврентьевская летопись судьбу сборника со «Словом», наверняка возникла бы гипотеза, что произведения Владимира Мономаха являются подделкой под древность [358]. Причем основания для такого утверждения были бы более весомыми, чем в случае с версией о подложности «Слова о полку Игореве». В самом деле: в «Поучении» Мономах дает хронологическое изложение своих деяний («путей»), — но жанр автобиографии на Руси появляется только в XVII в.; непонятно, как произведение, написанное самим киевским князем, верховным правителем государства, не попало ни в одну другую летопись, не было распространено во множестве списков (более того, не оставило следов знакомства с ним ни в одном другом памятнике русской средневековой литературы); виртуозное комбинирование в тексте «Поучения» фраз из разных псалмов [359]можно допустить под пером ученого монаха, но не светского лица; сообщение автора, будто отец Мономаха, Всеволод Ярославич, князь, в отношении которого нет ни малейших данных о его образованности и пристрастии к книгам, знал пять языков, казалось бы, явно выдает представления о просвещенности человека конца XVIII столетия (когда высокий уровень таковой предполагал знание латыни, греческого и нескольких современных европейских языков). При отсутствии рукописи напрашивалось бы предположение об искусном вплетении в древний пергаменный кодекс «Поучения», письма Олегу и молитвы А. И. Мусиным-Пушкиным (впрочем, не вполне искусном — ведь произведения Владимира Мономаха в Лаврентьевском списке разрывают цельный текст статьи 1096 г., что тоже казалось бы подозрительным…), позволяя развить подозрения в отношении графа в фальсификаторстве выстраиванием «триады»: Тмутороканский камень — произведения Мономаха — «Слово о полку Игореве» [360]. Но судьба пощадила Лаврентьевский список, и на все возникающие вопросы по поводу наличествующей в нем вставки с произведениями Мономаха ученым «приходится» отвечать исходя из того, что текст ее написан вместе с собственно летописным текстом в 1377 г. монахом Лаврентием.

Из сказанного следует, что удивляться нужно не тому, что «Слово» дошло в единственном списке, а тому, что такое произведение, не относившееся в силу своего жанрового характера к текстам, подлежащим переписке, вообще сохранилось до Нового времени; это — счастливый случай (за которым, увы, последовал несчастный — гибель рукописи).

Гипотезы о создании «Слова о полку Игореве» в третьей четверти XV в. выдвинуты М. А. Шибаевым и А. Г. Бобровым [361]. Общими у обоих авторов являются два тезиса: 1) «Слово» и «Задонщина» написаны одним автором; 2) этот автор был иноком Кирилло-Белозерского монастыря. По мнению М. А. Шибаева, оба произведения написал Софоний Рязанец (чье имя упоминается в заголовках двух списков «Задонщины») [362]; А. Г. Бобров же посчитал автором Ефросина (писца Кирилло-Белозерского списка «Задонщины»), полагая, что под этим иноческим именем скрывается князь Иван Дмитриевич (сын Дмитрия Шемяки), княживший в конце 1450-х — начале 1460-х гг. в Новгороде-Северском, там услышавший устные сказания о походе Игоря 1185 г. и произведший их литературную обработку.