Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

И сообщение францисканской миссии, и приведенные два летописных известия согласны в том, что смерть Ярослава была насильственной [552]. Но при этом обе развернутые трактовки обстоятельств его кончины — и Плано Карпини, и Жития Александра Невского — оставляют вопросы.

Федор Ярунович не упоминается ни в одном другом источнике. Исследователями предлагались разные версии относительно его статуса. Одни (С. М. Соловьев, А. Е. Пресняков) считали, что Федор Ярунович мог быть боярином кого-то из князей — родственников и вероятных противников Ярослава (по С. М. Соловьеву — его племянников-Константиновичей, по А. Е. Преснякову — брата Святослава Всеволодича) [553]. Другие авторы допускали, что Федор был боярином самого Ярослава, предавшим своего князя [554]. В. Т. Пашуто даже предположил, что Федор Ярунович тождественен «воину Ярослава» по имени Темер, о котором Плано Карпини пишет, что он выступил в качестве переводчика францисканской миссии в переговорах с Гуюком [555]: Темер-Федор якобы выдал хану содержание переговоров Ярослава с францисканцами [556]. Основания для такой трактовки отсутствуют, поскольку Темер — имя тюркское (его носитель происходил, вероятно, либо из половцев, либо из «черных клобуков»), а у Федора Яруновича имя и отчество русские [557]. Тезис о его службе у Ярослава вызывает сомнения при учете биографии воеводы Яруна, в котором есть все основания видеть отца Федора [558]. Впервые Ярун упомянут в рассказе о междоусобной войне 1216 г., закончившейся Липицкой битвой: он является воеводой новгородского на тот момент князя Мстислава Мстиславича и успешно действует в верховьях Волги против войск его противника — Ярослава Всеволодича (в то время князя Переяславля-Залесского), претендовавшего на новгородский стол [559]. Затем, в 1219 г., Ярун выступает как тысяцкий в Перемышле во время галицкого княжения Мстислава Мстиславича [560]. Наконец, в третий и последний раз он упомянут в рассказе Новгородской первой летописи о битве с монголами на р. Калке в 1223 г.: Мстислав Мстиславич поставил Яруна во главе авангарда, включавшего половцев, и в результате атаки монголов «побегоша не успѣвше ничтоже половци назадъ, и потъпташа бежаще станы русскыхъ князь» [561]. Таким образом, отец Федора Яруновича служил Мстиславу Мстиславичу, с которым у Ярослава Всеволодича отношения были непростыми, и Яруну довелось вести военные действия против Ярослава. Это, конечно, не исключает, что его сын мог служить Ярославу, но позволяет оценить вероятность такого поворота его биографии как невысокую. Вместе с тем, если полагать, что Федор Ярунович служил иному князю, неясно, что он делал в ставке великого хана: о визитах туда русских бояр без князей сведений нет, а Ярослав был единственным русским князем, пребывавшим в 1246 г. в столице Монгольской империи. Между тем, Федор не просто находился там, но занимал положение, при котором информация от него могла доходить до самого великого хана.

Что касается рассказа Плано Карпини, то формулировка «свободнее и окончательнее завладеть его землею» кажется расплывчатой и неясной. Монголы уже завоевали Русь, уже владеют землей Ярослава, — какое еще нужно «овладение»? С. М. Соловьев имел основания написать, что «догадка Плано Карпини о причине отравления Ярослава невероятна, ибо смерть одного Ярослава не переменяла дел на севере, следовательно, не могла быть полезна для татар, которым надобно было истребить всех князей, для того чтобы свободно владеть Россией» [562]. Однако речь идет вовсе не о догадке папского посла: у Плано Карпини ведь сказано, что « все верили , что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею» (« Quare credebatur ab omnibus quod potionatus esset ibidem, ut suam terram libéré et plenarie possiderent »), т. е. он передает не свое суждение. Кто же верил именно в такую цель завоевателей?

В своем сочинении Плано Карпини не раз прямо говорит об источниках информации о монголах. В начале произведения автор указывает: «…всему тому, что мы пишем… вы должны верить тем безопаснее, что мы или сами видели все своими глазами, странствуя одинаково у них (монголов. — А. Г .) и вместе с ними с лишком год и четыре месяца, или пробыв в их среде, или услышав от христиан, находящихся в плену у них и, как мы уверены, достойных доверия» [563]. Среди пленных христиан, пребывавших на территории Монгольской империи, могли быть венгры, поляки, аланы, грузины и армяне, но самой крупной христианской страной, по которой прошлись завоевательные походы монголов, являлась Русь; следовательно, уже из приведенных слов можно заключить, что значительную часть информаторов францисканской миссии составляли русские. В последней, 9-й главе, после рассказа о кончине Ярослава, Плано Карпини раскрывает состав своих информаторов более подробно, говоря, что много сведений было получено «через тех, кто прибыл с другими вождями, через многих русских и венгров, знающих по-латыни и по-французски, через русских клириков и других, бывших с ними, причем некоторые пребывали тридцать лет на войне и при других деяниях татар и знали все их деяния, так как знали их язык и неотлучно пребывали с ними некоторые двадцать, некоторые десять лет, некоторые больше, некоторые меньше; от них мы могли все разведать, и они сами излагали нам все охотно, иногда даже без вопросов, так как знали наше желание» [564]. Итак, христианами-информаторами Плано Карпини были, в первую очередь, русские и венгры, при этом среди них были как те, кто «прибыл с другими вождями» ( cum ducibus aliis vеnerant ), т. е. с приехавшими в Монгольскую империю князьями, признавшими власть завоевателей ( duces здесь верно переводить именно как «князья», а не расплывчатым «вожди»), так и те, кто был «на войне и при других деяниях» монголов много лет; под последними могут подразумеваться только те пленные, которые стали служить монголам (привлечение в свои войска воинов из покоренных стран было традиционным приемом Чингизидов). Среди прибывших с князьями венгров быть не могло, так как венгерские правители к монголам не ездили; следовательно, эту категорию составляли исключительно русские. Что касается второй группы, плененных, то максимальный срок пребывания среди монголов, указанный автором (30 лет), отсылает к середине 1210-х гг. и вряд ли реален как для венгров, так и для русских. Но, указав вначале этот срок, Плано Карпини затем называет иные цифры: «неотлучно пребывали с ними некоторые двадцать, некоторые десять лет, некоторые больше, некоторые меньше» (« cum eis assidue morabantur, aliqui viginti, aliqui decem, aligui plus, aliqui minus »). Менее 10 лет назад по отношению к путешествию Плано Карпини (1245–1247 г.) — это время походов Батыя на Русь и Центральную Европу (1237–1241 г.), более 20 — время битвы на Калке (1223 г.), первого столкновения русских с монголами. Таким образом, среди информаторов этой группы могли быть венгры, но большинство явно составляли русские. Двое из информаторов Плано Карпини названы им поименно, и оба они русские: это мастер Козьма, изготовивший трон великого хана, и «воин Ярослава» Темер, выполнявший функции переводчика для францисканцев при переговорах с великоханским двором [565]. Ниже, в заключительной главе своего сочинения, Плано Карпини перечисляет свидетелей его путешествия, среда которых, несомненно, были и те, кто предоставлял информацию о монголах. Помимо европейских купцов, находившихся одновременно с францисканцами в Киеве, почти все они (17 человек из 18, в том числе 7 князей) — русские (или тюрки по происхождению, служившие русским князьям) [566]. Исходя из сказанного, трудно сомневаться, что огромная доля сведений о монголах поступила к Плано Карпини от русских информаторов [567]. Взгляд на завоевателей, присутствующий в «Истории монголов», — это в значительной мере русский взгляд, пропущенный через восприятие францисканцев [568].