Андрей Прокопьев - Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Что касается сосуществования с католицизмом, то здесь временный, вынужденный и почти нигде в полной мере не принятый компромисс Аугсбургского Интерима 1548 г ., разработанный Иоганном Агриколой (введение причастия под обоими видами, разрешение брака для духовенства при сохранении в полной неизменности традиционной католической догмы), остался лишь фрагментарным явлением. Пассауский мир 1552 г. и Аугсбургское соглашение 1555 г. юридически упраздняли всякие обязательства, взятые лютеранами в 1548 г.

Следующий отрезок в истории лютеранства обычно именуется эпохой старолютеранской ортодоксии , охватывавшей конец XVI и большую часть XVII в. До последних лет в трудах немецких исследователей этот период пребывал либо в полном забвении, либо удостаивался в высшей степени негативных оценок. С XIX в. общим местом стало суждение о времени ортодоксии как о застое в теологическом развитии, консерватизме, категоричном, бессмысленном и непродуктивном неприятии иноконфессионального мнения, прежде всего кальвинизма (В. Швабе, Г. Толук). Перемены наметились лишь с выходом в свет работ Ганса Лейбе в первой половине XX в., систематизировавшего учения евангелических теологов кануна и периода Тридцатилетней войны, равно как и эволюцию полемики между реформатами и кальвинистами Г. Лёйбе одним из первых указал не только на эпохальную важность ортодоксии в смысле подытоживания предшествующего наследия, но и на ростки будущих пиетистских и экуменистических воззрений, медленно всходивших в массе лютеранских богословских экспликаций. Эрнст Вальтер Цееден расширил понятие ортодоксии, придав ему в соответствии с собственным пониманием конфессиональной эпохи интерконфессиональное значение: ортодоксия — явление характерное и для католицизма, и для всех ветвей протестантизма. В ортодоксии Э. В. Цееден усматривал разработку целостной системы «истинного вероучения». «Характерными признаками ортодоксии, — пишет он, — выступают большие догматические суммы, компендиумы из Св. Писания, сочинений Лютера, исповедальных книг, создававших целостное учение, в котором нашли свое место вопросы религиозной, социальной и естественной этики» [ Zeeden , ZG. S.212]. В последние годы эти тезисы получили развитие прежде всего в работах Эйке Вольгаст и Вольфганга Зоммера бесспорно крупнейших на настоящий момент специалиста в области лютеранской ортодоксии. По мнению Э. Вольгаст, многочисленное поколение лютеранских богословов XVII в. незаслуженно забыто, но именно этому поколению немецкое лютеранство обязало цельной философской картиной мира, не успевшей еще созреть в трудах самого Лютера. В. Зоммер сосредоточил внимание на коллективном портрете лютеранского пастората на примере надворных духовников саксонских курфюрстов и кроме того в отдельной монографии постарался выявить взаимозависимость политических и духовных составляющих лютеранской Германии. Внутреннее единство евангелического сообщество формировалось по его мнению единой духовной аурой и практикой, сильно влиявшей на правительственные структуры, причем особенно заметную роль играли апокалипсические мотивы, распространенные как в лагере ортодоксов, так и у сторонников Меланхтона. Ожидание скорого конца времен — общий мотив собственно самой Реформации — сильно содействовало духовному стоицизму и наложило печать на специфику лютеранского благочестия с ее сильно выраженным акцентом на покаянных требах.

Характерные черты лютеранской ортодоксии явственно обозначились после выработки Согласия. Они выражались в подчеркнутом желании касаться тех или иных богословских проблем с опорой на Писание и основополагающие тексты Книги Согласия 1580 г. Поскольку сами догматы считались непререкаемыми и очевидными, то отношение к их толкованию строилось лишь по линии критики: любое отклонение от изначальных формул считалось заблуждением и отступничеством. Именно эта черта — своеобразный гиперкритицизм — была присуща ортодоксии, что на первый взгляд разочаровывает в стиле и духе многочисленных трактатов XVII в. Но понять этот критический настрой можно лишь в том случае, если иметь в виду огромное желание лютеранского богословия укрепить внутреннее единство, столь громадными усилиями достигнутое в 1580 г. С другой стороны, критика была во многом лишь формой, скрывавшей постепенное осмысление лютеранского наследия во взгляде на выработку единой философской, правовой и этической концепции. В этих областях ортодоксия проявляла синтез взглядов Аристотеля в интерпретации Меланхтона и позднесредневековых схоластических воззрений, разделявшихся ранее Лютером и отчасти сближавших методологию лютеранства с католицизмом. Следствием стало появление внушительных компендиумов, давших исчерпывающее понимание разнообразных сторон мироздания.

Следует различать три основные школы ортодоксии в Германии: условно говоря, саксонскую, представленную крупнейшими университетами Лейпцига и Виттенберга , йенскую ( университет Йены ) и хельмштедскую ( университет Хельмштедта ). Видным представителем первой стал Абрахам Калов (1612–1686), приравнявший Св. Писанию исповедальные книги лютеран и придававший догматическую ценность библейским положениям. Его творчество стало, вероятно, высшим достижением лютеранского богословия в области догматики в XVII в. При всем устойчивом консерватизме обоих саксонских университетов, проистекавшем из желания претендовать на роль главных интерпретаторов наследия Лютера, между лейпцигской и виттенбергской школами имелись латентные, зачастую неакцентированные разночтения. В отличие от лейпцигских теологов виттенбергские эксперты были в целом более склонны радикализировать позиции лютеранства в вопросах политики и особенно отношений с католическими властями.

В Йене в отличие от саксонских традиций ощущалось более сильное воздействие аристотелевского направления, почерпнутого из наследия Меланхтона. В лучших и наиболее законченных формах оно воплотилось в трудах Иоганна Герхарда (1582–1637) и Иоганна Музея (1613–1681), в своих естественно-философских рассуждениях предварявших идеи Просвещения.

Хельмштедтские богословы стояли особняком к своим коллегам из Йены и Саксонии. Самостоятельность хельмштедтской традиции имела причиной специфику самой Реформации, введенной в брауншвейгских землях после 1568 г. в правление герцога Юлия (1568–1589). Преобразования там носили не только внешне мирный, но и весьма осторожный, постепенный характер, что позволило местной богословской традиции занять своеобразную, в достаточной степени нейтральную позицию между откровенной нетерпимостью лютеранских и католических радикалов.