Андрей Прокопьев - Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Последующая дискуссия развивалась в координатах, заданных Э. В. Цееденом. Вольфганг Райнхард сместил центр тяжести своих исследований на соотношение Контрреформации и «модернизации» раннего Нового времени. При всех противоречиях, свойственных католическим преобразованиям, не вызывает сомнения целенаправленность усилий на сохранение прочной иерархии и на достижение эффективной работы церковных структур. В политике церкви содержались элементы рационализма, которые постепенно складывались в цельный механизм административнодуховного контроля. И деятельность новых орденов (иезуиты и капуцины), и подвижничество многих представителей средних эшелонов церкви (епископы и аббаты) на ниве административного и пасторского служения, наконец, руководящие, чуждые половинчатости и жестко ориентированные на защиту церковной организации и догмы решения Тридента, подкрепленные энергичными усилиями реформационных пап, имели важные последствия для формирования повседневности католической паствы. В. Райнхард, выстраивая свой тезис в контексте теории «роста социальной дисциплины» Г. Острайха, склонен оптимистично оценивать результаты католических преобразований. В последующих работах, особенно в своей программной статье «Принуждение к конфессионализации?», он вообще отказался признавать сколь-нибудь убедительную разницу в социальном смысле между протестантской Реформацией и католической Контрреформацией. Речь, по его мнению, может идти фактически о едином процессе социальных и духовных преобразований, начавшемся в 20-е гг. XVI в. и завершившемся лишь в первой половине века XVIII.

Тезисы В. Райнхарда во многом содействовали переносу проблемы Реформы и Контрреформации в плоскость католической конфессионализации. Хайнц Шиллинг , специально не исследуя отдельные стороны процесса, однако, со всей решительностью подчеркнул общественную и религиозную «полифункциональность» тридентского католицизма: подобно евангелической конфессии или кальвинизму, реформированный католицизм имел будущее лишь в социальной среде, мощно влияя на нее и сам преображаясь под ее обратным воздействием. Преуменьшая в отличие от В. Райнхарда вклад контрреформационного католицизма в общественную перестройку, X. Шиллинг, впрочем, выступил энергичным сторонником самого понятия католической конфессионализации. Генрих Лутц , подводя итоги дискуссии, справедливо указал на наметившееся вытеснение состарившейся двойной терминологии X. Йедина новым определением — «католическая конфессионализация», хотя лично для Г. Лутца вопрос виделся все еще открытым. Сам он представлял католическую Реформу как непосредственно переходившую в Контрреформацию (в созвучии с формулировкой X. Йедина) «в смысле употребления оставшихся религиозных сил и политических средств в борьбе с новшествами протестантизма» [ Lutz , R.G. S. 66]. Отмечая особенности немецкого пути обновленного католицизма, Г. Лутц усматривал много точек соприкосновения с евангелическим движением в культурной (гуманистическая традиция школьного образования, схоластическое и аристотелевское наследие в университетах) и в политической сферах (вынужденные союзы имперской лютеранской элиты с католическими князьями во благо общеимперских ценностей и против радикализма кальвинистов: «лучше быть с папистами, чем с кальвинистами», «в политике нам должно быть папистами»). В области культуры и религии имелся «скорее общий фронт против перспективных духовных начинаний (в частности, против антиаристотелевской философии французского кальвиниста Пьера Раме (1515–1572), против картины мира по Копернику и т. д.)» [ Lutz , R.G. S. 72]. Не отрицая традиционную хронологию X. Йедина, Г. Лутц в социальном истолковании Контрреформации стоит ближе к X. Шиллингу и В. Райнхарду.

В последние годы проблема изучается в двух направлениях. В одном мы видим исследования, идущие в унисон с концепцией католической конфессионализации , сформулированной в сборнике 1995 г., где в большой проблемной статье В. Райнхард и X. Шиллинг постарались развить свои прежние тезисы. Акцент вновь поставлен на параллелях между католическими преобразованиями и протестантской конфессионализацией. С другой стороны, наметилось критическое восприятие предложенной модели, но не за счет попыток вернуться к старому пониманию Контрреформации, а посредством более обстоятельной типологизации католицизма в имперских землях. Вальтер Циглер , обобщая данные по ряду земель, остававшихся верными Риму и до и после 1555 г., пришел к двоякому выводу. Для него, во-первых, очевидны случаи, идущие вразрез с классическим толкованием конфессионализации: некоторые владения не подверглись реформационным (протестантским) преобразованиям, сохранили прежнюю церковную структуру, равно как и верность Старой Церкви основной массы светских и духовных подданных. Здесь невозможны аналогии ни с протестантскими вариантами конфессионализации, ни с католическими, имея в виду земли, в которых Старой Церкви пришлось заново восстанавливать потерянное. Здесь имелась прямая, не нарушенная религиозным расколом преемственность позднесредневековой традиции. Потому в этих случаях парадигма конфессионализации вообще и католической в частности не работает. Однако (и во-вторых) за внешне неизменной оболочкой угадывается огромное напряжение духовных и социальных сил, направленных на сохранение католицизма и являвших совокупность тех средств и методов, о которых говорили Э. В. Цееден и Г. Лутц. Их воздействие не отражалось на внешнем каркасе церковной организации: он оставался старым. Не влекли они и большие конфликты, поскольку отсутствовало сколь-нибудь сильное противодействие католической ориентации. Но намечались в переспективе более важные внутренние перемены: в организации духовной жизни возникали новые методы, за счет которых церковь получала возможность идти в ногу со временем, не растворяясь в бурлящем котле общественных движений. Таким образом, невозможно выставлять католическую конфессионализацию единым для всех регионов процессом, и в то же время нельзя не заметить сходства в методах обновления, роднившее католические регионы между собой, сходства, сопоставимого также и с протестантскими ландшафтами. «Итак, мир немецких католических владений выступает в виде прочного переплетения традиционной, восходящей к глубокому средневековью, церковной организации, с новыми формами решений, соответствующими потребностям времени, благодаря чему готовилась почва к его дальнейшему существованию» [40. S. 90].

Наметившиеся перспективы позволяют предположить, что будущие исследования окажутся, по-видимому, еще теснее привязанными к региональной специфике, «удаляя» католическую Германию от католической Европы.