Денис Хрусталёв - Ледовое побоище в зеркале эпохи [Сборник научных работ, посвященный 770-летию битвы на Чудском озере]

После возвращения крестоносцев на материк — его следовало совершить как можно скорее из-за постоянно существовавшей угрозы перемены погоды и таяния льда, что сделало б невозможным переход через пролив и предуготовило поражение всего похода, — на Эзеле и соседних островах началось утверждение власти христианских епископов. Рижский епископ Альберт, используя полномочия, предоставленные ему папским легатом, избрал Готфрида, бывшего настоятеля цистерцианского монастыря в Дюнамюнде [421], епископом недавно основанного эзельского диоцеза, границы которого еще не были четко определены. В его состав вошли семь территориальных единиц ( kilegunde ) эстской континентальной провинции Вик; часть его располагалась также на островах ( Maritima ), самый большой из которых, Эзель, включал пять замковых округов — Вольде, Кармель (Каарма), Киелконд (Киелькона), Каррис (Карья) и Пойде (Пёйде). Именно в этих населенных пунктах возникли первые на Эзеле приходы и наиболее древние церкви [422].

В соответствие с указаниями легата Вильгельма Моденского, завоеванные земли с обращенным населением следовало разделить поровну между Орденом меченосцев, городом Ригой, которым предоставлялась светская юрисдикция в их землях, и местным епископом при сохранении последним управления церковными делами в пределах всего епископства [423]. Епископ передал Ордену меченосцев в ленное держание треть своих владений, включая островные [424]. То же самое он сделал, вероятно, и в отношении города Риги, но соответствующий документ не сохранился. Это было вознаграждение за поддержку при покорении Эзеля, а взамен орден обязался предоставлять епископу, не располагавшему на острове ни светскими вассалами, ни собственными вооруженными силами, военную помощь на случай вражеских нападений, под которыми подразумевались и восстания неофитов. Этот договор отражает, однако, всего лишь желанную перспективу. Поскольку епископ так ни разу на острове не появился, то никакого разделения земель in situ не производилось в течение многих лет, а значит, ни одна из сторон не могла осуществлять там свою верховную власть либо вершить суд. Самое большее, что было для них возможным, заключалось в разделе привезенной с острова дани. О ее взымании уже в первые годы после завоевания свидетельствуют сведения о назначении фогта епископа (или Ордена меченосцев), который отвечал за сбор с острова полагавшихся податей [425], а также описание способа их взимания «общими посланцами» ( communes nuntii ) [426]. Последнее означало, что собранное добро подлежало разделу только после доставки его на континент — вероятно, в Ригу, коль скоро Эзельский епископ не имел своей резиденции в собственном епископстве.

При решении вопроса об учреждении нового диоцеза рижский епископ Альберт воспользовался трудным положением Вальдемара II, чья балтийская империя перестала существовать в период его более чем двухлетнего плена у графа Генриха Шверинского, и проигнорировал факт изначальную принадлежность Эзеля сфере датского влияния. После поражения короля в битве при Борнхёвёдом в июле 1227 года никто в Ливонии не испытывал беспокойства по поводу того, что в ближайшее время датский флот вновь объявится у берегов Эстонии [427].

Последующие годы в истории Ливонии явились периодом потрясений, связанных с завоеванием Северной Эстонии вместе с замком Ревеля Орденом меченосцев, смертью епископа Альберта, последовавшей в январе 1229 года, двоекратным избранием главы рижской епархии, а также пребыванием в Ливонии цистерцианца Балдуина из Альны, который после обретения в 1232 году полномочий папского легата трижды приезжал в страну и пытался в целях максимального усиления в ней папского влияния переустроить сложившиеся там отношения, что вызвало отпор во всех слоях ливонского населения.

Для эзельского епископства, не обладавшего на тот момент феодальной структурой, это обернулось, конечно же, хаосом и ослаблением связей Эзеля с христианизованной ойкуменой. Эзельское епископство практически перестало существовать, поскольку епископ Годфрид после своего рукоположения, совершившегося, скорее всего, в конце 1228 года в Эрфурте [428], в Ливонию больше не вернулся, а поступил так, как это сделали в 1225 году прочие ливонские епископы, рижский и Леальский, принес ленную присягу за свое епископство германскому королю Генриху VII [429]. В этом дипломе сохранилось описание границ епископства, означающее, вероятно, что епископ предъявил королю какой-то изначальный официальный документ [430]. Новый рижский епископ Николай передал Риге в лен треть острова Эзель наряду с землями Курляндии и Семигалии [431] и принял вассальную присягу за эти земли, принесенную ему двенадцатью рижскими ратманами. Это означало, что епископ признавал эзельскую епархию несуществующей, ибо в противном случае ленную присягу у местных жителей должен был принимать Эзельский епископ. С этой политико-правовой акцией следует также связать передачу Риге, равно как и Ордену меченосцев [432], треть эзельских заложников [433]. Рижский епископ обязался также, что в случае учреждения на переданных в ленное держание землях очередного епископства он постарается сделать так, чтобы новые епископы также служили Риге посредством своих ленников [434]. Отсюда следует, что епископ Николай, осуществивший эту политико-правовую акцию, был осведомлен о временной ограниченности такого решения, а именно, своего суверенитета в отношении эстских провинций Маритима и Вик. Помимо других спорных моментов легат Балдуин подверг сомнению права Риги на приобретенные ею ленные владения [435] и потребовал в числе прочего выдать ему эзельских заложников [436], чтобы тем самым утвердить свои суверенные права в отношении острова. Горожане же, не признававшие Балдуина, предпочли считаться ленниками рижского епископа, а не этого легата, а потому не захотели выдать ему своих заложников.

Вероятно, что уже вскоре после окончательного отъезда Балдуина из Ливонии рижский епископ, Орден меченосцев и город Рига решили разделить Эзель вместе с островом Моон на три части [437]. Коль скоро документ был составлен в Риге, об установлении реальных границ речь не шла, однако на основании сведений, полученных от коренных жителей острова, была установлена структура каждой трети, соотнесенная, судя по всему, с определенным количеством пахотной земли и с традиционным делением на замковые округа. Затем посредством жеребьевки их распределили между отдельными сторонами. Первым тянул жребий рижский епископ, которому досталось Вольде с 200 гаками земли в провинции Килегунде; магистр Ордена меченосцев, будучи вторым в очереди, приобрел округ Хореле, остров Моон и 300 гаков земли в Кулигунде, а для Риги осталась часть округа Цармеле, полуостров (тогда еще остров) Сворбе [438] и 100 гаков земли в Кулигунде. Таким образом, городу Риге досталась западная и южная сторона острова, ордену его северо-восточная часть вместе с островом Моон, а рижскому епископу центр. Следует подчеркнуть, что речь не шла о реальном размежевании местности, но только об определении пространств, в пределах которых каждая из сторон имела право собирать дань, направляя туда своих полномочных представителей. Кроме того каждая сторона соглашалась поддерживать остальных в случае возможного восстания подданных [439]. В связи с этим уместно задаться вопросом, а не явилось ли указанное обязательство последствием предшествовавшего опыта и не было ли оно предуготовлено каким-либо восстанием местного населения, имевшим место в прошлом, или же, что более правдоподобно, раздорами и отказом платить оброки? Или это является свидетельством предосторожности властей и мерой, принятой с учетом возможности возникновения подобной ситуации в будущем?