Денис Хрусталёв - Ледовое побоище в зеркале эпохи [Сборник научных работ, посвященный 770-летию битвы на Чудском озере]

Новый период в истории Эзеля начинается со времени второго появления в Ливонии папского легата Вильгельма Моденского, который прибыл туда летом 1234 года по поручению папы для наведения порядка и учреждения нового епископства. 10 сентября 1234 года Вильгельм вновь учредил Эзельское епископство, определив его границы таким же образом, как и в первое свое посещение — в зоне, которая нас интересует, ему достались «земля Озилия и Моне (Моон) и Дагейда (Даго) со всеми островами, которые относятся к Озилии и Маритиме», — а на должность епископа назначил доминиканца Генриха [440]. Он занялся упорядочением правового положения нового епископства. Он отменил все постановления, принятые при предыдущем епископе Годфриде, который назначил много каноников и положил им жалование в размере 10 гривен, однако не уточнил способа и места выплаты этих денег [441]. Он также осуществил много ленных пожалований, взимая за то деньги, и в конечном итоге, распродав и растратив имущество своего диоцеза, за несколько месяцев привел его, по оценке Вильгельма Моденского, в никудышное состояние [442]. Новый епископ получил право выбрать место для строительства своего кафедрального собора, назначать каноников и определять размера их содержания, а также передавать свои земли светским ленникам. Вскоре епископ Генрих по совету легата Вильгельма подтвердил ленное пожалование третьей части Эзеля Ордену меченосцев взамен предоставления им военной помощи в случае нападения врагов [443]. Рига, следуя, по-видимому, указанию легата, передала епископу половину полагавшейся ей дани с ее трети Эзеля, что, в свою очередь, было одобрено легатом, обещавшим в силу предоставленных ему папских полномочий, что отныне попытка кого-либо лишить Ригу остальной части оброка приведет к утрате его собственной доли, которая отходила Риге [444]. Вероятно, в то же самое время епископ рижский также предоставил часть своего оброка эзельскому епископу [445].

Дальнейшие постановления были приняты после очередных изменений, связанных с поражением Ордена меченосцев осенью 1236 года в битве при Сауле и его присоединением в 1237 году к Немецкому ордену, а также с возвратом Северной Эстонии датскому королю в 1238 году. По условиям договора в Стенсби [446]. Все это потребовало от эзельского епископа установления отношений с новым участником игры, появившемся в Ливонии — с Немецким орденом, правовым преемником Ордена меченосцев. Эзельскому епископу требовалась «вооруженная длань», не только против врагов из числа живших по соседству язычников, но и против своевольства всех светских вассалов [447]. В результате епископ и краевой магистр Немецкого ордена при посредничестве папского легата приняли условия перемирия, по условиям которого орден смог получить от епископа четверть провинции Вик и к тому 50 гаков земли на Эзеле либо в Вике в обмен на обязательство оказывать ему военную помощь против всех его потенциальных врагов. В течение первых 10 лет орден должен был получать соответствующую долю дани, вслед за чем должен был состояться реальный раздел земли [448].

Эта система действовала уже в 1241 году, когда на Эзеле началось первое антихристианское восстание [449]. О его причине ничего неизвестно, хотя не исключено, что оно было вызвано переменой способа взимания дани с местного населения — не одной группой сборщиков, а тремя отдельными, действовавшими соответственно от имени епископа, Немецкого ордена и Риги. На такую возможность указывает булла Иннокентия IV 1245 года, адресованная, скорее всего, епископу Эзеля и Вика, в которой папа призывает милостиво относиться к неофитам и не обременять их имущество высокими натуральными оброками [450]. Во время восстания дело доходило до убийства христиан, возможно, сборщиков дани, и сам епископ Генрих едва не распрощался с жизнью. Благодаря военной помощи Немецкого ордена восстание было подавлено, и в конечном итоге повстанцы с самого Эзеля и близлежащих островов направили магистру на материк своих послов с просьбой о мире. Письменным договором эзельцы подтвердили свое обещание вернуться к христианской вере и обязательство по выплате дани в размере половины фунта ( puni ) урожая с каждого гака пашни. Самый интересный пункт договора касался способа взимания дани с островитян. Они должны были собирать ее самостоятельно и доставлять на корабль (коггу), который раз в году фрахтовался для этой цели епископом либо орденским магистром, по всей вероятности, у рижских купцов. В случае, если христианам не удавалось найти такое судно, островитяне должны были доставить дань в Ригу или в Вик на собственных кораблях. Подобный способ взимания податей, возможно, означал, что новые правители острова опасались отправлять туда сборщиков, поскольку считали это слишком рискованным для их жизни. В последующих пунктах договора значится, что фогт, в ведении которого находилось осуществление правосудия, прибывал на остров один раз в году во время сбора дани. Он разрешал споры между местными жителями и, вероятно, собирал судебные штрафы. В договоре определяется величина штрафов за несоблюдение постов, а также за отправление языческих обрядов или участия в их празднованиях. Это означает, что традиционные верования все еще не изжили себя в повседневной жизни, что, вероятно, бросалось в глаза местным священникам. Особый штраф размером в гривну и покаяние на кладбище требовались от женщины, совершившей детоубийство [451]. Упоминание подобного преступления наводит на мысль о том, что, возможно, мы имеем тут дело с отправлением обычая, часто встречавшегося в первобытных обществах, а именно, убийством калечных или нежеланных новорожденных, что новая вера запрещала и осуждала самым решительным образом. Кроме того, местные жители обязались возместить церковным учреждениям убытки, понесенные во время их отступничества.

Пункты договора не производят впечатления тяжких условий, навязанных победителями. Напротив, они предполагают даже признание значительной автономии местных жителей, которые обычно не имели повседневных контактов с представителями орденской или епископской администрации, за исключением нескольких священнослужителей [452]. Если эзельцы выполняли обязательства по доставкам ежегодной дани и не пытались снизить поборы, их оставляли в покое. Возможно, причина такого мягкого обращения с местными жителями в тот момент коренилась не только в общей экономической и политической слабости эзельского епископа, который еще даже не определился с местом постройки своего кафедрального собора, но и в вовлеченности епископа и Немецкого ордена — возможно, при посредничестве датского короля из Северной Эстонии, — в борьбу за христианизацию и покорение Ижорской земли, расположенной между рекой Наровой и Великим Новгородом [453]. В этой ситуации следовало обеспечить себе надежный тыл и мягким отношением подкупать склонное к мятежу население.