Анатолий Хазанов - Экспансия Португалии в Африке и борьба африканских народов за независимость (XVI–XVIII вв.)

С начала XVI в. королевский флот был разделен на четыре эскадры. Две из них, состоявшие из галер и каравелл, обслуживали берега метрополии и Гибралтарский пролив. Третья курсировала в районе Азорских островов, чтобы вылавливать корсаров и охранять корабли, шедшие в Индию. Усиленная в 1552 г., эта эскадра стала состоять из трех галер и семи каравелл.

Четвертая эскадра состояла из судов, предназначенных для службы в Индиях и других колониях. Подсчитано, что после путешествия Васко да Гамы и до конца правления Мануэла Счастливого (1521) из Португалии в Индию вышло 250 парусных судов, т. е. около 10 в год. 20 из них погибли в пути. В течение 36 лет правления Жуана III на Восток были отправлены 248 судов [326, с. 122, прим.].

В XVI в. португальский флот занимал первое место в мире по числу своих кораблей. Ни один европейский монарх не имел столько военных судов, сколько было в распоряжении Мануэле Счастливого или Жуана III. По некоторым подсчетам, Жуан III имел флот, насчитывавший более 300 единиц.

Многочисленный и сильный португальский флот служил своего рода гарантом неприкосновенности португальских колониальных владений. В XVI в. их не пыталась оспаривать у Португалии ни одна европейская страна. Разгром Ф. де Алмейдой египетско-гуджаратского флота в феврале 1509 г. в сражении у Диу не только нанес сильнейший удар арабской торговле и мореплаванию, но и почти на целое столетие сделал португальский флот хозяином восточных морей.

Однако уже к началу XVII в. португальский флот теряет свое ведущее место среди флотов европейских держав. Неудачная экспедиция короля Себастьяна в Марокко (1578), где погиб цвет португальского дворянства, и гибель «Непобедимой армады», экипированной в Лиссабоне, истощили казну и военные арсеналы Португалии и ускорили упадок португальского флота. Рекрутирование экипажей судов становилось все более трудным делом, и уже при Филиппе II на португальские суда, шедшие в Индию, стали нанимать главным образом голландских моряков.

Отказ португальских моряков служить на судах, шедших в Индию, был в значительной степени связан с опасностями такого путешествия из-за нападений пиратов и усиления английского и голландского флотов. Достаточно сказать, что из 157 судов, шедших из Португалии в Индию с 1580 по 1612 г., погибли 57. Часть из них была потоплена англичанами и голландцами, другие потонули, так как были перегружены товарами, которыми были забиты не только трюмы, но и каюты. Некоторые погибли из-за того, что при Филиппе II корабли строились наспех, без должного учета технических норм и условий [там же, с. 124–125].

К концу XVII в. Франция, став самой сильной державой в Европе, создает колониальную империю. После победы буржуазных революций в Голландии (XVI в.) и Англии (XVII в.) появились новые колониальные хищники, которые стали оспаривать у Португалии ее колониальные владения. Англичане и голландцы лучше знали порты португальских колоний, чем сами португальцы. Размеры английских и голландских судов стали превышать размеры португальских кораблей. Они могли перевозить больше товаров и развивать значительно бòльшую скорость.

Ослабление военного и прежде всего морского могущества Португалии к концу XVII в. имело своим неизбежным результатом потерю ею большей части своих колониальных владений в Азии и Африке.

Изучение и сопоставление рассыпанных в источниках сведений, относящихся к вопросу о взаимоотношениях португальских колонизаторов с местным населением завоеванных ими территорий, приводит к выводу о том, что именно португальцы были первыми колонизаторами нового времени, разработавшими с учетом опыта древнеримских колонизаторов и применившими в своей колониальной практике доктрину косвенного управления, которую у них спустя несколько веков заимствовала Англия.

Говоря об этом, известный португальский историк Кристован Пинту писал: «Португалия — первая европейская нация, которая мечтала управлять колониями с помощью туземных политических организмов. Этот курс Аффонсу де Албукерки 300 лет спустя приняла Англия» [цит. по: 349, с. 97, прим. 1].

Панегиристы португальского колониализма пытаются обосновать тезис о том, что португальцы стремились жить в дружбе с «туземными» вождями и что «намерения португальцев всегда состояли в том, чтобы сохранить нетронутыми местные политические организмы» [там же, с. 55]. Американский историк Д. Эбшайр уверяет, что король Мануэл мечтал о «сотрудничестве и равенстве» с африканскими правителями и что его мечте не суждено было осуществиться только из-за «предрассудков некоторых людей на местах» [368, с. 94].

В изданном в Португалии при Салазаре учебнике для университетов можно найти утверждение о том, что «такие города, как Луанда и Бенгела, центры, привлекавшие народы хинтерланда, с самого начала сделали возможными гуманные отношения между белыми и черными, беспрецедентные в африканской истории» [209, с. 53]. Эти утверждения находятся в полном противоречии с исторической действительностью.

Абсолютно несостоятелен тезис о том, что португальские правящие круги стремились к дружбе с местными вождями. Они стремились только к тому, что их больше всего интересовало в заморских странах, — к золоту, слоновой кости, рабам и т. п., которые сулили им баснословные прибыли, роскошь, богатство и беззаботную жизнь.

Переход к системе косвенного управления был для Португалии, безусловно, вынужденным, а не добровольным шагом. Португальские правящие круги были вынуждены перейти к системе косвенного управления (т. е. к сотрудничеству с племенными вождями и включению их в колониальный административный аппарат) в силу двух главных обстоятельств.

Во-первых, Португалия не располагала достаточными людскими ресурсами, чтобы только своими силами оккупировать и сохранять эффективный контроль над обширной колониальной империей. «Одной из самых тяжелых проблем для португальской политики в Анголе и Мозамбике всегда была хроническая неспособность создать достаточно большое белое население для продолжительной европеизации и развития этих двух районов. Только в нынешнем веке — и особенно в последние 20 лет — число белого населения в африканских колониях заметно увеличилось», — писал Дж. Даффи [281, с. 79].

Во-вторых, вследствие упорного сопротивления, которое оказывали африканцы, особенно там, где существовали развитые общественные организмы, колонизаторы не всегда могли подчинить их своей власти силой оружия. В этих случаях на смену шпагам и мушкетам приходили льстивые речи и улыбки: тем вождям, которых португальцы не могли подчинить себе силой, они предлагали свою «дружбу» и «покровительство» и подписывали с ними договоры о дружбе и мире.