Анатолий Хазанов - Экспансия Португалии в Африке и борьба африканских народов за независимость (XVI–XVIII вв.)

Аналогичная картина наблюдалась и в Восточной Африке. Хронист Б. де Резенди (XVII в.) свидетельствовал: «Христиане в королевстве Маника очень многочисленны и состоят из наших рабов-кафров, которые становятся христианами тотчас же, как и другие, даже вожди, ибо кафры не имеют религии, и, хотя они много говорят о Боге своими губами, они не показывают своими делами даже признака того, что признают его, кроме их обычных разговоров, что их Бог — это их желудок. Поэтому, после того как они становятся христианами, требуется еще огромная работа, чтобы сделать из них то, чем они должны быть, для каковой цели и трудятся братья-доминиканцы» [137, т. II, с. 412].

Тот же информатор сообщает: «Большинство кафров — варварский народ жестокого нрава и мало расположенный к церковной службе. Поэтому, если наши невольники и становятся христианами, их христианство продолжается только до тех пор, пока продолжается их неволя» [там же, с. 404].

Церковь не оказала значительного влияния на духовную жизнь африканского общества. Большинство африканских вождей соглашались на принятие христианства лишь под нажимом португальцев, видя в этом только средство получить их поддержку. Крещение рассматривалось ими как неизбежная процедура, на которую они шли, как правило, из политического расчета. Нельзя не согласиться с выводом американского исследователя С. Нейлла, который, говоря о крещении правителей Мономотапы, утверждает, что «ни в одном случае привязанность к христианской вере, по-видимому, не была больше чем номинальной» [350, с. 199].

Это обстоятельство не может не броситься в глаза при изучении истории взаимоотношений португальцев с правителями и других африканских государств. Оно наводит на мысль о том, что африканские правители чаще всего рассматривали принятие христианства как временную уступку, на которую они обычно шли под давлением обстоятельств. Что касается рядовых африканцев, то и для них принятие христианства было скорее вынужденной необходимостью, чем осознанной потребностью. Как правило, оно не оставляло заметного следа в умственном развитии, духовной жизни и образе поведения африканца. Современный кенийский историк Тайта Товетт, касаясь этого вопроса, пишет: «Для европейца христианство — это образ жизни. Он вырос с ним. Он не может понять, как жить иначе. Но для африканца оно лишь альтернативный образ жизни. Его родители не выросли с ним и поэтому не могли жить полностью как христиане или в соответствии с европейским образом жизни. Они ходили в церковь и молились, прежде чем пойти спать или прежде чем встать с постели утром. Социально они смешивались с другими африканцами, христианами и нехристианами. Короче говоря, они жили в двух мирах, и их дети унаследовали от них половину каждого из этих миров. Но эти дети жили среди других африканцев, которые не исповедовали христианства. Поэтому они оказывались еще более запутавшимися, чем их родители» [323а, с. 19].

Деятельность церкви по массовому обращению в католицизм, несмотря на жестокие преследования, лицемерие, интриги, шантаж и свирепый произвол инквизиции, не принесла ожидаемых результатов. Многолетняя идеологическая обработка, с помощью которой католическая церковь 500 лет пыталась оболванить население португальских колоний, не оказала решающего влияния на духовный мир африканцев. В 1960 г. в Гвинее-Бисау только 4 % населения были христианами, в то время как 38 % были мусульманами и 58 % анимистами [368, с. 110]. В Анголе в середине 60-х годов католицизм исповедовали 1432 тыс. человек, в то время как 3,1 млн. африканцев придерживались местных традиционных верований. В Мозамбике католицизм исповедует лишь незначительное меньшинство населения. В середине 60-х годов из 6,6 млн. африканцев 5,3 млн. придерживались местных традиционных верований. В 1961 г. в Мозамбике насчитывалось всего 668 тыс. христиан, из них лишь 567 тыс. были католиками [см. 194].

Духовенство, появившееся в зоне португальского влияния в Африке в конце XV — начале XVI в., не было однородным в национальном и социальном отношениях. Подавляющее большинство миссионеров происходило из романских стран, где римско-католическая церковь имела особенно сильное влияние. К таковым относились прежде всего Португалия, Испания, Италия и в меньшей степени Франция. Лиссабон охотно привлекал в свои заморские владения миссионеров из этих стран, чго было связано отчасти с желанием угодить Ватикану, а отчасти с тем, что, по мере того как увеличивались португальские владения, Португалия, имевшая в ту пору всего около миллиона жителей, была не в состоянии финансировать и снабжать миссионерскими кадрами то и дело возникавшие новые миссии. Это бремя становилось для нее слишком тяжелым, и она охотно перекладывала часть расходов и забот о миссионерском движении на Ватикан, который не преминул воспользоваться этим для усиления своего влияния в колониях.

Папа Климент VIII (1592–1605) разрешил священникам из любых стран и членам любых религиозных орденов помогать португальцам в миссионерской работе при условии, что они сами сообщат об этом лиссабонским властям. Папа также пожаловал лицам, возглавляющим большие добровольные экспедиции миссионеров, полномочия епископов, но без рукоположения их в епископский духовный сан [415, с. 129] (эта привилегия была сохранена только за португальскими священнослужителями).

Помимо миссионеров-европейцев к миссионерской деятельности часто привлекали африканцев и мулатов, воспитанных в католических миссиях. Такому привлечению африканцев к активному участию в евангелизации «язычников» и в Риме и в Лиссабоне придавали исключительно большое значение, так как понимали те огромные возможности в смысле расширения и упрочения влияния на местное население, которое заключало в себе использование «туземного» духовенства. В 1518 г. Папа Лев X официально разрешил посвящать в сан священников африканцев и индийцев, которые в большом числе приезжали в Лиссабон, чтобы «по их возвращении в свои страны они могли с пользой служить религии» [50а, с. 28–29].

Один из влиятельнейших идеологов и руководителей политики Ватикана, Франческо Инголи, настаивал на том, чтобы во всех частях мира как можно быстрее было создано «туземное» духовенство, для того чтобы христианская вера не ассоциировалась с колониальной деятельностью, из-за чего ее всюду считают иностранной религией [350, с. 179].

В результате этих усилий в XVI–XVII вв. в португальских колониях в Африке появилось много клириков-африканцев. В докладе французских миссионеров (1774) отмечалось, что на островах Зеленого Мыса «духовенство состоит из европейцев, негров и мулатов, причем главный викарий принадлежит к этой последней категории» [81, док. 21, с. 92; 212, с. 194]. В документах того времени встречаются также указания на то, что наряду с африканцами и мулатами священниками нередко были и индийцы [см. 212, с. 194]. Белое духовенство района Замбези рекрутировалось в значительной степени в Гоа, где были построены три коллежа для обучения местного индийского духовенства [415, с. 130].