Анатолий Хазанов - Экспансия Португалии в Африке и борьба африканских народов за независимость (XVI–XVIII вв.)

В источниках можно найти много данных, свидетельствующих о том, что миссионеры принимали активное участие в торговых операциях (которые, говоря точнее, представляли собой не что иное, как сплошной обман и надувательство). Так, например, побывавший в Восточной Африке в начале XVIII в. англичанин Гамильтон писал, что банту «не ведут торговлю ни с кем, кроме португальцев, которые имеют вдоль морского побережья несколько священников, которые держат наивных туземцев в благоговейном страхе и получают от них слоновые бивни и золото за разные безделушки и посылают то, что получают, в Мозамбик» [98, т. I, с. 16–17].

Источники не оставляют никаких сомнений в том, что духовенство принимало самое активное участие в работорговле, получая огромные доходы от продажи в рабство своих черных «братьев во Христе». Вот одно из многих свидетельств того времени: обращение язычников в христианство попало в руки «капелланов, которые, будучи мулатами и уроженцами этого королевства, заключают в себе много пороков, и в качестве главного занятия они имеют торговлю рабами, нисколько не заботясь о блаженстве душ» [118, док. СХСIII, с. 315]. Ханжеские проповеди о христианской любви к ближнему не мешали епископу Луанды самолично благословлять в ее гавани каждую партию «живого товара», отправляемого в Америку [312, с. 57].

Особенно активно доходной колониальной торговлей, в том числе и торговлей рабами, занимались иезуиты. Участие иезуитов в работорговле и их непомерная алчность создали им скандальную репутацию в Анголе. Общество Иисуса даже имело свои невольничьи суда, на которых оно осуществляло в довольно широких масштабах транспортировку рабов из Анголы в Бразилию [294а, с. 53]. Миссионер Анжелику де Жесус Гуарра писал, что в Гвинее «имелись священники, которые даже не служили мессы, отдавая предпочтение торговле перед религией. Рабы были на этих территориях самым ходовым товаром… Перед отправкой рабов в Бразилию или в Вест-Индию священники крестили их сразу группами по 300, 400 и 500 рабов» [там же, с. 57].

Королевский налог на работорговлю приносил казне огромные доходы, которые королевский двор использовал для поддержки и активизации миссионерской деятельности. «Нравилось ей это или нет, но церковь идентифицировалась с работорговлей», — отмечает известный исследователь истории миссионерства в Африке А. Хастингс.

К концу XVI в. западное и восточное побережья Африки, входившие в зону португальского влияния, оказались покрытыми густой сетью католических миссий, церквей и монастырей [46] Обычно в португальских поселениях каждый религиозный орден строил свою церковь, так что в результате в них оказывалось несколько церквей. Один автор XVIII в. сообщает: «В этом поселении Сена существуют несколько церквей, одна называется Вера… другая названа в честь св. Павла и принадлежит отцам Общества Иисуса, третья названа в честь св. Доменика и обслуживается братьями этого ордена и еще одна названа Милосердие и обслуживается священником» [137, т. II, с. 410]. . Было основано несколько епископств, хотя часто бывали случаи, что должности епископов оставались вакантными в течение нескольких лет. Пользуясь королевским покровительством, белое духовенство, а также миссионеры доминиканцы, францисканцы, августинцы, капуцины и особенно иезуиты развернули широкую работу по обращению в христианство местного населения. При этом они не гнушались самых грязных и подлых методов.

Буржуазные и клерикальные историки пытаются идеализировать миссионеров, надеть на них лавровый венок «мучеников за веру», изображая их как благородных и бескорыстных проповедников божьего слова. При этом они или деликатно умалчивают о тех насилиях и преступлениях клириков, которыми изобилует история их деятельности в Африке, или же, упоминая о них, пытаются оправдать их как «неизбежное зло», придерживаясь известной иезуитской формулы: «цель оправдывает средства» [47] Так, например, реакционный португальский историограф Соуза Диаш писал: «Обращение негра в христианство не могло быть достигнуто с помощью жертвенности и любви. Оно могло быть достигнуто только при помощи насилий и борьбы» [394, с. 84]. .

Источники рисуют совершенно иную и гораздо менее идиллическую картину деятельности миссионеров в Африке, чем та, что мы находим в трудах их современных панегиристов.

О том, каковы были в действительности методы обращения язычников в христианство, дает представление рассказ миссионера Сантуша о его «деяниях во славу Христа» на о-ве Иньянсато (около Софалы), которые, кстати сказать, современный историк С. Уэлч называет «одним из его самых смелых подвигов». Этот «подвиг» состоял в том, что, когда Сантуш узнал, что на острове воздвигли мечеть в честь умершего богатого араба, которого почитали как святого, он предал ее огню. Местные арабы были справедливо разгневаны самоуправством фанатика-миссионера, «и даже некоторые местные христиане сказали, что я поступил опрометчиво и что самое меньшее, что они ожидают, — это что я скоро буду убит». Не лишено интереса следующее замечание Сантуша: мавры, «увидев, что мечеть сгорела дотла и превратилась в тлеющие угли… были удивлены и сильно опечалены, и они бы обрушили на меня свою месть, если бы у них не было страха перед португальцами» [131, гл. VII, кн. 3, с. 163–165]. Упоминание о «страхе перед португальцами» дает основание думать, что у жителей острова уже была печальная возможность узнать на своем горьком опыте неистовую жестокость колонизаторов в случае малейшего ослушания, недовольства и особенно — протестов против чинимых ими насилий и произвола.

Описанный Сантушем эпизод показывает, что для миссионеров было характерно нескрываемое презрение к духовным ценностям и личному достоинству коренных жителей колонизуемых территорий. Они беспощадно уничтожали все, что могло помешать установлению европейского политического и идеологического влияния, используя при этом, с одной стороны, грубую силу, а с другой — страх аборигенов перед этой грубой силой и военной мощью Португалии.

О том, что описанный эпизод не был случайным или единичным, можно судить по тому, что почти аналогичный случай приводит в своих воспоминаниях капуцин Жероме де Монтесаркио, живший в Конго в XVII в. Он сообщает: «На моем пути я нашел много идолов, которые я побросал в огонь. Владелец этих идолов Нганга Нгомбо или колдун казался очень раздраженным. Чтобы успокоить, а также унизить его, я дал ему понять, что если он будет и дальше сердиться, то я буду иметь возможность увидеть, как он сам будет сожжен вместе со своими идолами» [395а, с. 7]. Сожжение идолов и других предметов языческого культа было введено миссионерами в повседневную практику.