Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Особенно ярко внимание общественности к событиям и личностям, связанным с Куликовской битвой, прослеживается в период сербо-турецкой войны 1876 г. и русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Если обращение к образу Дмитрия Донского в период войн России с Турцией вполне закономерный факт, то возникновение в русском общественном сознании конца XIX в. Куликовской битвы как символа освобождения от иноземного врага является сложной и многоплановой проблемой. В период сербо-турецкой войны 1876 г. правительство России не санкционировало военную помощь Сербии и пыталось разрешить возникшие противоречия между конфликтующими сторонами мирным путем. Тем не менее в этой войне участвовало 5 тыс. русских добровольцев, которые освобождение Сербии от турецкого ига отождествляли с победой Руси над Ордой в 1380 г. Так, например, в августе 1876 г. в Москве было изготовлено знамя — копия знамени Московской великокняжеской дружины Дмитрия Донского со следующей надписью: «…От такого же ига избавилась и Россия в 1380 г. на Куликовом поле победою, одержанной под таковым же знаменем бывшем в Московской великокняжеской дружине и на которое в последние минуты перед битвою в лице своих князей, вождей и рати молилась вся Россия» [1383]. Известно, что, когда добровольцы из России прибыли в Сербию, сербский князь Милан был очень тронут этим фактом и прислал в Москву ответное обращение [1384].

Подобное знамя было создано и в 1887 г. в подарок известному русскому генералу М. Г. Черняеву, который командовал военными силами Сербии во время сербо-турецкой войны 1876 г.

Связь освобождения Руси от ордынского ига с освобождением Балкан от османского ига в русском общественном сознании также отчетливо прослеживается в периодических изданиях конца XIX в. Их анализ показывает, что в контексте борьбы православной Сербии и мусульманской Турции русское общество обращалась к Дмитрию Донскому, как символу освобождения народа, в данном случае сербского, от иноземного ига [1385].

Имена героев Куликовской битвы присваивались военным кораблям и воинским подразделениям. В XVIII — начале XX в. в составе русского военного флота находилось шесть кораблей, носивших имена героев Куликовской битвы. Во второй половине 90-х гг. XIX в. были спущены на воду крейсер 1-го ранга «Дмитрий Донской», броненосцы «Ослябя» и «Пересвет». В 1904–1905 гг. эти корабли принимали участие в неудачных морских сражениях Русско-японской войны. Во время Первой мировой войны на Румынском фронте действовал русский полк, носивший название Куликовского [1386].

В начале XX в. правительство, церковь и дворянство в условиях нарастающих противоречий в обществе пытались сплотить его вокруг царя при помощи обращения к героическому прошлому России. Это время превратилось в эпоху празднования многочисленных юбилеев: основание Петербурга, Полтавская баталия, победа у Гангута, изгнание Наполеона из России, 300-летие избрания на царство династии Романовых. На этом фоне становится особенно показательным, что в качестве знакового из событий предшествовавшего воцарению Романовых периода была избрана и Куликовская битва.

Тульское духовенство предложило возвести на Куликовом поле возле «мертвого безгласного монумента» храм. Помещики граф А. В. Олсуфьев (1843–1907) и князь М. В. Голицын (1873–1942) обратились к епископу Тульскому и Белевскому Питириму (1858–1919) с инициативой создания такого храма-памятника во имя преподобного Сергия Радонежского. Генерал-адъютант граф А. В. Олсуфьев сумел придать строительству почти государственное значение. Инициатива была поддержана Синодом. Возведение храма-памятника контролировал Строительный комитет. Его возглавлял граф А. В. Олсуфьев, а после его смерти — его сын, известный исследователь истории и материальной культуры Троице-Сергиевой лавры граф Ю. А. Олсуфьев (1879–1938). Для строительства храма их семья пожертвовала 36 десятин земли на Красном холме. Знаменитый русский архитектор А. В. Щусев (1873–1949), ставший основоположником особого стиля, сочетающего традиции древнерусского зодчества и архитектуры модерна, был приглашен для его сооружения. Забраковав свой проект 1906 г., А. В. Щусев продолжил работу и в 1911 г. создал новый вариант храма. Это был необычный проект. Мемориальность храма должна была подчеркнуть музейная экспозиция, рассказывающая о битве. Башни, с двух сторон прикрывающие вход в церковь, напоминали древний город, их элементы — шлемы воинов, в 1380 г. преградивших врагам дорогу на Русь. Символично, что в 1913–1918 гг., когда в Европе шла Первая мировая война, на Куликовом поле возводился храм-памятник во имя преподобного Сергия Радонежского. Его освящение состоялось уже при советской власти в 1918 г., но работы по отделке храма, убранству его интерьера и оформлению иконостаса так и не были закончены [1387].

В эти годы к теме Куликовской битвы обратился и поэт А. А. Блок. Он иначе, чем представители официальной идеологии, смотрел на события 1380 г. В его стихотворном цикле «На поле Куликовом» звучит не гордость победой, а предчувствие великих испытаний. Накануне грандиозных потрясений мировой войны и революций начала XX в. великий русский поэт А. А. Блок писал: «…Я в страшной тревоге, как перед подвигом!.. Сердце горит и ждет чего-то, о чем-то плачет, но уже торжествует, заранее торжествуя победу». «А я — здесь как воин в засаде, не смею биться, не знаю, что делать, не должен, не настал мой час! — вот зачем я не сплю ночей, я жду всем сердцем того, кто придет и скажет: "Пробил твой час! Пора!"» Поэт остро чувствовал грядущие столкновения народов. Он понимал: для мира в целом предстоит война цивилизаций («рас»), которая для России может стать войной гражданской, в огне которой решится вопрос — быть или не быть стране. Вот почему в 1912 г. А. А. Блок в примечании к циклу «На поле Куликовом» писал: «Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди» [1388].

Искренность чувств, переживаемых поэтом, помогла А. А. Блоку создать произведение, передающее, несмотря на символизм образов, дух народа в канун великих потрясений. Это хорошо почувствовал Г. Иванов, который в своей рецензии, вышедшей в 1915 г., отмечал, что в стихах цикла «нет ни одного былинного образа, никаких молодечеств и "гой еси" Но в них Россия былин и татарского владычества, Россия Лермонтова и Некрасова, волжских скитов и 1905 г.» [1389]. Но далеко не все современники поняли поэта. Так, критик И. Голов писал: «Мы не имеем права сетовать на рыцаря "Прекрасной Дамы" за его превращение в модернизированного "народника", темно и вяло толкующего о народной стихии, но грустно и больно, когда истинный поэт начинает подменять свое стихийное творчество какой-то придуманной теоретической стихией… В стихотворениях "На поле Куликовом" не замечается внутренней необходимости, которая оправдывала бы их появление, и, по-видимому, само Куликово поле послужило лишь внешним предлогом к написанию цикла хороших, но ненужных, каких-то беспредметных стихов» [1390]. На наш взгляд, критик был не прав. Стихотворения А. А. Блока пронизаны единой темой готовности к тяжелой борьбе для освобождения себя от всего, что сковывает силы и волю к активному действию [1391].