Вера Матузова - Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г.

25. Рыцарь Конрад — Конрад фон Мейендорф ( Conradus de Meyiendorpe ), один из первых вассалов епископа Рижского, получивший от него в бенефиций Икесколу еще в 1201 г. (ГЛ, V: 2).

26. Ранее в хронике автор подробно описывает оборону замка Гольм ливами во главе с нобилем Ако. Защитники замка вместе с Ако были перебиты (ГЛ, X: 7–9). Ливы, оказавшиеся в замке вместе с крестоносцами, — очевидно, нобили из рода, соперничавшего из-за власти сродом Ако, и их окружение [см. также: Назарова 1982: 101–103].

27. Об использовании арбалетов русскими см. Кирпичников 1958.

28. О метательных машинах, стрелявших камнями, т. н. «пороках», в русской летописи впервые упоминается под 1204 г. в рассказе о взятии крестоносцами Царьграда (Константинополя) [НІЛ: 48]. Хронист ошибается, говоря о том, что русские ранее не были знакомы с таким типом осадных орудий. На Русь эти орудия попали, вероятно, из Византии, а не из Западной Европы. О непосредственном использовании пороков русскими см. далее в публикации.

29. Говоря о 20 тевтонах, хронист имел в виду, вероятно, только самих рыцарей, не считая оруженосцев и других слуг.

30. Ср. Матф., 24,22: «И если бы не сократились те дни». С. А. Аннинский предлагает вариант перевода: «И если бы продлились дни войны» [Аннинский 1938: 103].

31. Подобные шипы, но четырехзубые, а не трезубые, известны по раскопкам на территории бывшего Кукенойсского княжества после завоевания его крестоносцами [LA, tab. 79, 15].

32. Очевидно, торейдцы-разведчики были посланы не только к Риге, но еще дальше — к устью Западной Двины.

33. Хотя восстание ливов было подавлено, размах его показал, что крестоносцам для победы в регионе необходимо идти на разного рода уступки всем группам местной феодализирующейся знати. Проявлением компромисса явилась и кодификация завоевателями норм местного права ливов [Назарова 1980: 38–43].

34. Несмотря на видимые успехи крестоносцев, положение их в Ливонии оставалось весьма сложным. Было ясно, что местные народы не сломлены. К тому же приходилось ожидать выступления русских князей на защиту своих владений. Одновременно начали проявляться претензии Дании на господство в Ливонии. В 1206 г. датчане попытались (но неудачно) закрепиться на о. Сааремаа (ГЛ, X: 13). Причем в Риме явно поддерживали претензии датчан на Ливонию. Получить реальную помощь из Бремена Альберт вряд ли мог. Приморская часть Бременского архиепископства вместе с Гамбургом с 1202 г. оказалась во власти Дании. Соответственно и отправка крестоносцев в Ливонию зависела от благоволения короля Дании и архиепископа Лундского [Hauck 1953: 659; Glaeske 1962: 206–207]. Альберту нужен был могущественный покровитель, способный противостоять Дании, а также поддержать его в случае расхождения его планов с планами в регионе Римского папы. Такого покровителя Альберт нашел в лице императора Священной Римской империи. Совершив акт вступления в вассальную зависимость от императора, Альберт стал имперским князем, т. е. получил тот же политический статус, что и архиепископ Бременский. Иначе говоря, Альберт перестал быть светским вассалом бременского архиепископа, хотя и продолжал признавать последнего в качестве своего духовного сюзерена.

XI.

1. Епископ Альберт вернулся в Ливонию в 1207 г., на Пятидесятницу, т. е. 10 июня [Аннинский 1938: 107]. Встреча же с Ветсеке состоялась, скорее всего, в течение июня.

По мнению Ф. Беннингховена, заключить мир с крестоносцами на столь тяжелых условиях Ветсеке вынудило то, что его владения оказались в районе пересечения двух наступательных потоков — литовского и крестоносцев. В районе Кукенойса находилась переправа через Западную Двину, которой пользовались литовцы. По этой причине они пытались овладеть данной территорией. От Полоцка, судя по предыдущим его действиям, ждать помощь не приходилось. Полоцку самому надо было обороняться от литовцев. Поэтому Ветсеке предпочел договориться с епископом, чтобы найти у крестоносцев защиту от литовцев [Benninghoven 1965: 85–86]. Предположение Беннингховена не лишено оснований в том, что расположенный на отвесном скалистом мысу замок Кукенойс имел стратегически важное значение и для литовцев, и для крестоносцев. Прав он и в том, что следовало учитывать угрозу со стороны литовцев, а также в том, что надежда на помощь Полоцка была весьма слабой. Все же более вероятным кажется то, что Ветсеке прежде всего намеревался договориться с епископом о ненападении крестоносцев на его владения. Справедливость данного предположения подтверждается тем, что вплоть до Пасхи 1208 г. об отряде крестоносцев в замке Кукенойс хронист не упоминает, хотя литовцы и предприняли большой поход в Ливонию на Рождество 1207 г. (ГЛ, XI: 5). К тому же возникает вопрос, не была ли задержка епископом князя Ветсеке своеобразной формой пленения и давления на него, пока он не пошел на уступку половины княжества.

2. Метсеполе ( Methsepole ) — область ливов на северо-западе современной Латвии. Наименее развитая из ливских областей в социально-политическом отношении. Название области (оно соответствует ливскому «лесной край») отвечало лесистому ландшафту [Мугуревичс 1965: 19; ІН, komentâri: 333, 368].

3. Идумея ( Ydumea ) — этнически смешанная ливско-латгальская область к северу от Торейды, расположена по правому берегу р. Гауи и ее притоку — р. Брасле. Исследователи полагают, что название переводится с ливского как «северо-восточная земля». К северо-востоку Идумея находится относительно устья Западной Двины и Риги [Мугуревичс 1965: 19; ІН, komentâri: 333, 369]. Высказывалось также мнение, что название происходит от латинского «edomita» — «покоренная», «укрощенная» земля [Ancitis, Jansons 1963: 27].

4. Двина — здесь: область двинских ливов.

5. Судя по археологическим и письменным источникам, связи ливов Метсеполе и Идумеи с Русью были значительно слабее, чем их соседей из Торейды и с Двины. Но торговые контакты с русскими землями, очевидно, были, тем более, что Идумея располагалась в районе, через который проходил один из путей от устья Западной Двины к Пскову [Мугуревичс 1965: 114].

6. Имера ( Ymera ) — маленькая латгальская область в северо-западной части современной Латвии, расположенная по течению р. Имеры (совр. Юмера) — притока Гауи. Существовавшее с XIX в. предположение о том, что р. Имера — это современная р. Седа (Зеда), впадавшая в Буртниекское озеро [Аннинский 1938, примечания: 502], в настоящее время подвергается сомнению [Ш, komentâri: 371–372]. В Имере находился приход, священником которого был Генрих, считающийся автором «Хроники Ливонии». По мнению А. Швабе, Имера была родиной хрониста Генриха — выходца из латгальской знати [Svâbe 1940: 137–181; Мугуревичс 1965: 13]. В источниках нет сведений, позволяющих предполагать, что Имера была в даннической зависимости от Руси.