Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Конечно, валить всё исключительно на блатных — неправильно. Ненависть по отношению к немцам воспитывалась в бойцах Красной Армии ведущими советскими идеологами. Среди них особо выделяется фигура Ильи Эренбурга. В годы войны его имя пользовалось огромной популярностью на фронте. Получить письмо от Эренбурга считалось так же почетно, как быть отмеченным в приказе Верховного Главнокомандующего.

Сегодня из Эренбурга нередко лепят патологического германофоба, который ненавидел всё немецкое и призывал уничтожить всех немцев. Это не так (достаточно сказать, что жена его была немкой). Основной антинемецкий пафос выступлений публициста пришёлся на годы, когда Красная Армия воевала с врагом на своей территории. В это время слова «немец», «фашист», «оккупант» для советских людей были синонимами. Константин Симонов в стихотворении 1942 года «Если дорог тебе твой дом» писал о фашисте:

Эренбург тогда же обрушивает гнев уже на немцев: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово “немец” для нас самое страшное проклятье. Отныне слово “немец” разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал… Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов». Однако было бы неверно считать эти слова призывом к уничтожению немцев как нации. Под немцем Эренбург подразумевал захватчика и оккупанта. В том же 1942 году публицист пишет: «Мы не переносим нашей ненависти к фашизму на расы, на народы, на языки… Никакие злодеяния Гитлера не заставят меня забыть о скромном домике в Веймаре, где жил и работал Гёте».

И всё же яркие выступления Эренбурга, Симонова, Шолохова, Алексея Толстого и их коллег воздействовали на сознание воинов Красной Армии, призывая уничтожать врага-немца. Для ненависти у солдат имелись основания и без всякой публицистики: бойцы шли на Запад по освобождённой от нацистов родной земле и своими глазами видели страшные последствия гитлеровской оккупации. Жажда мести приводила к выплескам жестокости на вражеской территории. Сам Илья Григорьевич, побывав в 1944 году в Восточной Пруссии, ужаснулся происходящему. Возвратившись в Москву, Эренбург во время встреч с военными откровенно рассказал о том, что увидел. Резко изменился тон его выступлений: «Я писал о том, что мы не можем убивать детей и старух… Я писал, что мы не должны насиловать немок. Это я писал. В марте 1945 года я писал то же, что в марте 1942-го, но тогда перед нами были только немцы-солдаты, а теперь перед нами и немецкие дети. Мы должны и в победе остаться советскими людьми».

Но прежние грозные призывы Эренбурга и других публицистов продолжали оказывать своё воздействие. Ими пользовалась и гитлеровская пропаганда. До сих пор по просторам Интернета гуляет геббельсовская фальшивка 1944 года — листовка, которая якобы распространялась среди советских бойцов с текстом, приписываемым Эренбургу: «Убивайте! Убивайте! Нет такого, в чём немцы не были бы не виновны — и живые, и ещё не родившиеся!.. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!» На самом деле эти призывы были приписаны Эренбургу в приказах по немецкой армии, а сам писатель 25 ноября 1944 года напечатал опровержение в «Красной Звезде». Позднее, уже в 1996 году, эксперты Мюнхенского института современной истории подтвердили, что текст листовки существует только на немецком языке в немецких приказах.

Однако несомненно: превратно истолкованные призывы советских публицистов и стихийная ненависть красноармейцев сделали своё дело. Есть немало свидетельств бесчинства советских солдат по отношению к мирным жителям. Художник Леонид Рабичев в мемуарах «Война всё спишет» рассказывает о том, что видел в 1944 году:

«Войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население.

Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек…

Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует… А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков…

А сзади уже следующее подразделение… До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей».

Участник боёв в Германии майор Лев Копелев был осуждён за «проявление гуманизма к врагу»: он выступал против насилия и мародёрства. Вот отрывки из его романа «Хранить вечно»:

«На одной из боковых улиц, под узорной оградой палисадника, лежал труп старой женщины: разорванное платье, между тощими ногами — обыкновенный городской телефон. Трубку пытались воткнуть в промежность.

…Женщина бросается ко мне с плачем.

— О, господин офицер, господин комиссар! Мой мальчик остался дома, он совсем маленький, ему только 11 лет. А солдаты не пускают нас, били, изнасиловали… И дочку, ей только 13. Её — двое, такое несчастье. А меня — очень много… Нас били, и мальчика били…

…Младший из солдат оттолкнул старуху с дороги в снег и выстрелил почти в упор из карабина. Она завизжала слабо, по-заячьи. Он стреляет ещё и ещё раз. На снегу — тёмный комок, неподвижный. Мальчишка-солдат нагибается, ищет что-то, кажется, подбирает горжетку».

Копелев противопоставляет опытных фронтовиков в возрасте, знавших страшную цену крови, и молодых новобранцев, опьянённых насилием. Он вспоминает, как командир дивизии полковник Смирнов лично застрелил лейтенанта, который в подворотне устанавливал очередь к распластанной на земле немке. То же самое встречаем у Леонида Рабичева: «По приказу маршала Конева было перед строем расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одного случая изнасилования и убийства мирного населения больше в Силезии не было. Почему этого же не сделал генерал армии Черняховский в Восточной Пруссии?»

Так что не стоит все преступления советских солдат списывать на бойцов из бывших уголовников. Точно так же, как нельзя безоговорочно доверять воспоминаниям Рабичева о «тысячах солдат», которые на его глазах набрасывались на немецких девочек и убивали детей. Эта страсть к гиперболам сродни нелепым байкам о «миллионах зэков», прошедших Колыму.