Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Прислушаемся и к характеристике, которую дал ему этот человек, знавший его в самой нежной молодости. «Властный и самолюбивый, холодный и уравновешенный», он «с течением времени становился слепо преданным службе, фанатиком в достижении одной цели, поставленной им себе как руководящий принцип, — достигнуть максимума служебной карьеры, хотя бы для этого принципа пришлось рискнуть, поставить максимум-ставку».

Сразу же после училища Тухачевский был произведен в подпоручики лейб-гвардии Семеновского полка. Его ждала блестящая служба в столичном гарнизоне. Однако все карты спутала война. Семеновны отправились на фронт, и подпоручик Тухачевский с ними.

Ему повезло. В первом же бою под фольварком Викмундово рота, в которой он служил, отличилась. Командир роты капитан Веселаго получил орден Св. Георгия 4-й степени, Тухачевский, как младший офицер, — Св. Владимира. Награда в первом же бою — о чем еще мечтать! Но молодой подпоручик мечтал о Георгии. Однако вскоре, в начале февраля 1915 года, он в ночном бою попадает в плен. Бежать из плена он пытался четыре раза, на пятый раз попытка удалась. Через Швейцарию и Францию он прибыл в Петроград. Было это 16 октября 1917 года. Перед ним стоял выбор. Он сделал его и не ошибся, точно избрав тот лагерь, где его ждали карьера, успех, слава и высокие должности. И пуля в конце.

Что может быть удобнее для карьеры, чем революция, перемешивающая все табели о рангах? Главное — выбрать ту сторону, которой следует держаться. Тухачевский сразу взлетел на такую высоту, о которой в спокойное время не смел бы и мечтать подпоручик. Тут ему здорово повезло. Приехав в феврале 1918 года в Москву, он остановился в семье старых знакомых — Кулябко. Знакомство оказалось более чем удачным. Н. Н. Кулябко, которого Тухачевский знал раньше как музыканта, стал членом ВЦИК и военным комиссаром штаба обороны Москвы. (Кстати, и в историю-то этот персонаж вошел только тем, что дал характеристику Тухачевскому.) Вскоре с его помощью Михаил Николаевич познакомился с тогдашним заведующим Военным отделом ВЦИК Авелем Енукидзе. Молодой офицер Енукидзе понравился и был зачислен в аппарат Военного отдела.

Еще удача — как раз в это время формировался институт военных комиссаров, занимался этим все тот же его приятель Н. Н. Кулябко. Одно препятствие стоит перед подпоручиком на пути к возвышению — беспартийность. Впрочем, при таких связях стоит ли удивляться, что уже 5 апреля его принимают в партию. Большевики того времени были в основном люди глубоко штатские, офицеров с партбилетами — считанные единицы, их ценили и любили. Дальше он шел, как по лестнице.

Вот и первое задание — в качестве представителя Военного отдела ВЦИК обследовать состояние частей Красной Армии в Рязанской, Тамбовской, Воронежской губерниях и на Дону. Верный себе, самое большое внимание проверяющий обращает на дисциплину и всемерно ратует за возрождение военных судов. (Он всегда будет в первую очередь смотреть на дисциплину и ратовать за трибуналы. Ничего не поделаешь, это даже не привычка, это свойство личности.) Отчет «наверху» понравился, карьера пошла. 27 мая Тухачевский отправляется в район Западной завесы в качестве губернского комиссара. А конец июня застает нашего героя уже в Казани с мандатом, в котором написано: «…командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командование ими».

С офицерами тогда было ох как плохо! Во главе Восточного фронта (!) был поставлен подполковник царской армии, левый эсер, лихой командир матросской братвы и отчаянный авантюрист М. А. Муравьев. А подпоручик-коммунист, прибывший на фронт с партийным мандатом, тут же вступил в командование 1-й армией Восточного фронта. Так Тухачевский стал командармом. Ему везло и продолжало везти дальше.

Обстановка на Восточном фронте летом 1918 года была невообразима и неописуема. Великолепное описание того, что представляла собой эта война, оставил сам Тухачевский. «Когда 27 июня я прибыл на ст. Инза для вступления в командование 1-й армией, штаб армии состоял только из пяти человек: начальника штаба Шимупича, начальника оперативного отдела Шабича, комиссара штаба Мазо, начальника снабжения Штейнгауза и казначея Разумова. Никаких аппаратов управления еще не существовало; боевой состав армии никому не был известен; снабжались части только благодаря необычной энергии и изобретательности Штейнгауза, который перехватывал все грузы, шедшие через район армии, как-то сортировал их и всегда вовремя доставлял в части.

Сами части, почти без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую „эшелонную войну“. Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом. Операцию или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае отхода эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной „кишкой“ удирали иногда по нескольку сотен верст… Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника». (Цит.: «Красный маршал».) Эту «армию» не разбили в пух и прах только по одной причине: белые тоже находились в процессе формирования, и у них царил примерно такой же бардак. Да, для такой армии стратег был не нужен. Тут был необходим либо Чапаев, либо фельдфебель.

Отношения нового командарма и его комфронта продолжались всего две недели, однако успели «не сложиться». Позднее Тухачевский дал Муравьеву совершенно убийственную характеристику: «…Теоретически Муравьев был очень слаб в военном деле, почти безграмотен… Мысль сделаться Наполеоном преследовала его, и это определенно сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках. Обстановки он не умел оценить. Его задачи бывали совершенно безжизненны. Управлять он не умел. Вмешивался в мелочи, командовал даже ротами. У красноармейцев он заискивал… Был чрезвычайно жесток. В общем, способности Муравьева во много раз уступали масштабу его притязаний». Может быть, в чем-то так оно и было. Однако Муравьев все-таки был подполковником царской армии, прошел всю мировую войну и считался в то время одним из лучших командиров. И такая характеристика в устах подпоручика, выпускника двухлетнего военного училища (что ни в коей мере не считалось серьезным образованием), имевшего пару месяцев боевого стажа, говорит о характере самонадеянном, чтобы не сказать больше, и выглядит по меньшей мере странной. И надо же, как он его сразу раскусил — всего за две недели! Впрочем, через две недели про его бывшего начальника можно уже было говорить все, что угодно, — опровергать любые домыслы было некому.