Гвидо Кнопп - История XX века в лицах

Для студента социологии Дучке это был давно учтенный риск. Уже долго он всегда таскал за собой портфель с книгами, литературу для чтения «на скучное время в каталажке». Позже он будет даже брать с собой на свидания в тюрьму обоих своих детей. Они тоже должны заранее научиться «не бояться панически тюрем».

После возведения стены «беглецу из республики» Дучке въезд на бывшую родину был закрыт. На протяжении многих лет ему запрещалось посещать родителей и братьев.

«Твой отец говорит, не хочешь ли ты закончить, как все анархисты, тогда тебе не нужно было шесть лет учиться».

Зато на милом сердцу Западе бесчинствовали агенты другого немецкого государства. Они незаметно сопровождали Дучке в его продвижении в «Социалистическом союзе немецких студентов» (ССНС), зародыше внепарламентского движения. Агенты «штази» сообщали в свой центр в Восточном Берлине, министерство государственной безопасности, о пользующемся уважением представителем левых студентов. В деле «штази» на Дучке были даже фотографии всех его близких родственников.

Когда в 1967 г. умерла его мать, Дучке, несмотря на официальный запрет на въезд, решил принять участие в похоронах. Предложение председателя Социалистического единого фронта Западного Берлина (СЕФ ЗБ), филиала СЕПГ в западной части разделенного города, пришлось кстати. Герхард Данелиус раздобыл для Дучке и его жены разрешение на проживание. Тогда через пограничный пункт для официальных лиц партии чета Дучке с товарищем Данелиусом в черном лимузине беспрепятственно преодолела железный занавес. «14.11.67 г. Дучке приехал из Западного Берлина в Лукенвальде, — аккуратно записал шпик «штази» и высказал предположение об инициаторе разрешения. — В окружном управлении Народной полиции говорили, что въезд Д. был санкционирован министерством государственной безопасности». В Лукенвальде раболепствующие шпики Эриха Мильке тоже постарались: «Лица, знавшие Дучке во время обучения на производстве и в школьные годы, удивлены его появлением и восхищаются им за его политическую деятельность, находчивость и мужество. Никто из его знакомых не ожидал от Д. такой карьеры». Известность Руди Дучке давно достигла «восточной зоны».

Однако спокойная поездка по личным причинам имела последствия большой политической важности. Некоторые газеты тотчас усомнились в политической чистоте Дучке: «В поездке в восточную зону Дучке получил помощь от СЕПГ. Руди Дучке, ведущий функционер «Социалистического союза немецких студентов» (ССНС), поддерживает хорошие отношения с западноберлинское СЕПГ», — писала берлинская газета «Моргенпост». Газета «Вельт» обвинила Дучке в том, что он был инициатором сотрудничества между леворадикальным ССНС и коммунистической СЕПГ Западного Берлина. В тогдашней атмосфере холодной войны намек на подобные связи для человека вроде Дучке мог означать конец его политических амбиций, тем более что студенческий лидер считал себя сторонником независимого социализма. Путем публичных опровержений Дучке пытался смягчить впечатление от объятий Востока. Правда, клеймо «восточного агента» так и осталось на нем.

«Процесс нашей революции будет очень медленным движением».

Это была мечта о лучшем мире, без эксплуатации и подавления, мечта, к которой стремились Дучке и его молодые соратники — даже если положительные цели исчезали в тумане огромной путаницы слов, как однажды заметил друживший с Дучке философ Эрнст Блох. «Долой покровы тысячелетней плесени, — под лозунгами вроде этого студенты взбунтовались тогда против заскорузлого устройства немецких высших учебных заведений. Однако очень скоро их протест сместился на политические болевые точки эпохи. Тогда не только в Берлине студенты вышли на улицы и принимали участие в демонстрациях против войны во Вьетнаме, тоталитарных систем и заигрывания с ними западных правительств. Следуя девизу «Без провокаций нас вообще не заметят» Дучке и активисты ВПО, «Внепарламентской оппозиции», сопровождали свои публичные протесты бросанием яиц и тортов. Для хилого мужчины в вязаном свитере это было ничем иным, как «слабым средством выражения протеста».

Для государства это означало угрозу общественному порядку. Попыткой «внести беспорядок и хаос в наши города и общины» заклеймил такие акции тогдашний правящий бургомистр Западного Берлина, Клаус Шютц, призвав «бороться с ними теми средствами, которые имеются в нашем распоряжении». Казалось, что добропорядочный уют овальных столиков пятидесятых окончательно отошел в прошлое. Обе стороны потеряли возможность нормального общения между собой.

«Я революционер. Революционер должен делать революцию».

На земельном съезде берлинской Социал-демократической партии Германии в фев-рале 1968 г. Шютц полемизировал о «Внепарламентской оппозиции»: «Посмотрите на этих типов. Загляните им в лицо. Тогда вы поймете, что они хотят разрушить наш свободный конституционный строй». Это прозвучало как объявление войны.

«Потребовалось много демонстраций, чтобы обратить внимание на недостатки в нашем обществе».

Пресса со своей стороны преследовала ту же цель. На снимках большого формата «скандалист» изображался во время прорыва полицейских заграждений. В феврале 1968 г. газета «Бильд» дала над снимком Руди Дучке душещипательную надпись: «Немедленно остановите террор молодых красных!» В тексте говорилось: «Нельзя проходить мимо того, что сегодня творится. И нельзя предоставлять всю грязную работу полиции и ее водометам». Многие немцы почувствовали, что обращаются к ним. Один должен был проявить инициативу.

Уже в марте этого года, который даст свое название целому поколению, во время контрдемонстрации «настоящих берлинцев» чуть не линчевали человека, которого спутали с Дучке. «Вот Дучке!» — с быстротой молнии разнеслось по толпе, — рассказала потом жертва. — «Убить его, повесить его!» — скандировал сброд». По показаниям свидетелей-очевидцев, служащий административного учреждения Лутц Мендеедва остался в живых. С того момента, как 2 июня 1967 г. на демонстрации против визита персидского шаха пулей из полицейского пистолета был убит студент Бенно Онезорг, в стране воцарилась атмосфера истерии.

«Сегодня Онезорг, завтра мы!» — скандировали ца демонстрациях протеста студенты в Берлине. Теперь вооружались обе стороны — время безобидного соперничества между протестующей молодежью и государственными институтами окончательно прошло.

«Вам не бывает иногда страшно, что кто-то даст вам по голове?» — вопрос, заданный Руди Дучке телерепортером 11 апреля 1968 г., был вполне оправдан. Но Дучке, который давно менял квартиры как перчатки, возразил: «Нестрашно, может случиться. Конечно, какой-нибудь невротик или сумасшедший может что-то сделать в состоянии аффекта».