Адам Мец - Мусульманский Ренессанс

Существовал также и теневой театр. Остряк ‘Аббада, сын личного повара халифа ал-Ма’муна, пригрозил как-то поэту Ди‘билу, когда тот собирался написать на него сатиру: «Я покажу в теневом театре твою мать» [2841]. В Египте представления театра теней также помогали поднять настроение во время празднеств [2842]. Существовали также и настоящие мимические актеры-подражатели (хакийа) . Подражание всегда рассматривалось как вполне полноценный вид искусства. Так, Ибн ал-Магазили собирал вокруг себя народ и рассказывал истории про бедуинов, набатеев, цыган (зутти), негров, жителей Синда, Мекки и евнухов, подражая их языку и жестам. Ему даже дозволено было предстать перед халифом ал-Му‘тадидом [2843]. В IV/X в. поэт Абу-л-Вард, собутыльник везира ал-Мухаллаби, пользовался славой искуснейшего «подражателя», он «приводил в восхищение слушателей и зрителей» [2844]. Позднее, в V/XI в., Мухаммад ал-Азди поднял подобное подражание до степени литературы, воплотив обычаи в дерзкую речь багдадца — жителя столичного города в облике Абу-л-Касима. В Хадрамауте фон Вреде видел одного «забавника, который пародировал тюрков, моряков и даже самих бедуинов» [2845], а Захау рассказывает об одном таком артисте и в наше время [2846].

Наконец, упоминаются также и комические актеры (самаджат) в Египте во время празднеств [2847], в Багдаде — на Новый год при дворе халифа, где они выступали в масках [2848].

Единственная классификация городов, дошедшая до нас от IV в.х., исходит из политической оценки и различает: 1) 16 главных городов и резиденций наряду с несколькими крупными городами (амсар); 2) 77 укрепленных главных городов провинций (касабат); 3) провинциальные города (мада’ин, или мудун); 4) такие города (навахи), как Нихавенд и Джезират Ибн ‘Омар; 5) деревни (кура) [2850].

Отличительным признаком города было наличие в нем минбара. Особенно строго придерживались этого ханифиты, требуя, чтобы только в действительно крупных городах пятничное богослужение производилось бы в соборной мечети. Поэтому в Мавераннахре, где господствовало это направление, было много деревень, которым только отсутствие в них мечети мешало стать городом. «Сколько усилий должны были потратить жители Байкенда, пока им было разрешено учредить минбар!» [2851]. Напротив, в Палестине, несмотря на ее небольшие размеры, имелось свыше двадцати минбаров [2852].

Подобное значение минбара для города способствовало тому, что даже в крупных городах жители держались, пока это было возможно, одной кафедральной мечети [2853]. В Багдаде около 300/912 г. было примерно 27 тыс. молитвенных мест [2854], однако главное богослужение производилось лишь в соборных мечетях правого и левого берега, а также — только с 280/893 г.— в дворцовой мечети [2855]. Естественно, что они были не в состоянии вместить толпы верующих, и поэтому каждую пятницу взору представлялось зрелище, как ряды молящихся, выливаясь через распахнутые настежь двери мечети, тянулись дальше вдоль по улицам вплоть до Тигра и как последние ряды устраивались там на лодках, как по цепи молящихся передавались слова и жесты имама при богослужении [2856]. Фустат также имел только две общинные мечети — мечеть ‘Амра и Ибн Тулуна [2857], и в той же Басре в III в.х.— 7 тыс. молитвенных домов и [две соборные мечети] [2858], и даже в IV в. всего лишь 3 соборные мечети [2859]. Это кажется странным потому, что как раз в этом веке прекратило свое существование возникшее в раннем исламе понятие городской общины. Вообще надо сказать, что особое значение этой эпохи заключалось в том, что во всех сферах абсорбировался тонкий налет раннего ислама, из-под которого вновь показался древний Восток и в главном оставшийся таким же, каким он занял когда-то свои позиции. В IV в.х. в определении количества кафедральных мечетей начали считаться с потребностями горожан. Так, ал-Мукаддаси видел в Старом Каире наряду с мечетью ‘Амра уже шесть других соборных мечетей; однако из первой все еще продолжали выливаться на улицу ряды молящихся на расстоянии свыше 1000 локтей, даже все склады, молитвенные дома и лавки по обеим сторонам этих рядов были заполнены молящимися [2860]. И в 440/1048 г. Насир-и Хусрау насчитывает наряду с этими семью старыми еще четыре новые в Новом Каире [2861]. Более медленными темпами шло дело в Багдаде. Лишь в 329/940 г. там появилась четвертая соборная мечеть — мечеть в Бараса, бывшее место сборищ шиитов, разрушенная в начале века, а теперь освященная как общая соборная мечеть. Еще в 379/989 г., когда хотели открыть пятую мечеть, пришлось доказывать халифу, что она вместе со своим приходом находится по ту сторону рва, образуя тем самым как бы другой город [2862]. А уже в 383/993 г. к ним прибавилась еще и шестая —в Харбиййи, в то время как размеры города все уменьшались [2863]. В VI в. Ибн Джубайр насчитывает 11 пятничных мечетей, несмотря на то, что «от Багдада почти ничего не осталось, кроме его знаменитого имени» [2864].

Официальные реестры велись только для учета обязанных уплачивать подушную подать; также, кажется в 306/918 г., в Багдаде была проведена перепись певцов и певиц [2865]; кроме того, сообщается и о переписи неимущих [2866]. Географы III и IV вв. приводят всевозможные цифры: количество ворот и дверей, мечетей и бань, однако не проявляют никакого интереса к численности населения. В конце концов все же настал период наивных подсчетов: Ибн Хаукал сообщает лишь один раз, что в Палермо имеется свыше 150 мясных лавок, исходя из чего можно, мол, определить количество жителей [2867]. А авторитетный источник ал-Хатиба ал-Багдади, исходя из фантастических данных, что в то время имелось 60 тыс. бань, трогательнейшим образом так насчитывает число жителей Багдада в III в.: на каждую баню приходится пять мечетей, на каждую мечеть по меньшей мере — 5 человек, что составляет для того времени не меньше 1,5 млн. жителей мужского пола [2868]. В V в.х. положение меняется, и путешественник Насир-и Хусрау определяет, что в Арраджане свыше 20 тыс. мужского населения, в Джидде — около 5 тыс., в то время как в Мекке осталось всего 2 тыс., а все остальные сбежали, спасаясь от голода. Иерусалим и сирийский Триполи он также определяет в 20 тыс. мужчин — это, очевидно, его излюбленное число [2869]. Наиболее убедительно определение численности населения Кордовы, произведенное около 350/961 г.: 113 тыс. домов подданных и 3 тыс. молитвенных домов [2870].

В империи параллельно существовало четыре типа городов: эллинистический средиземноморский город, южноарабский город, как, например, Сан‘а (Мекка и Фустат также относятся к этому типу), вавилонский и восточный тип города. Характерной особенностью южноарабского города является компактность застройки и высокие дома. В Фустате были пяти-, семи- и даже восьмиэтажные дома, причем первый этаж, как правило, был нежилым. Зачастую в одном таком доме жили 200 человек [2871]. А Насир-и Хусрау даже рассказывает: «Тот, кто смотрит на город издали, думает, что это горы, ибо есть дома высотой в 14 этажей, а прочие — в семь. Там есть базары и улицы, постоянно освещенные светильниками, ибо туда не проникает дневной свет» [2872]. Иранские города состояли из цитадели (кухандиз), официальной части города (медина), имевшей обычно четверо ворот, и торгового квартала, где находились базары. Каждая из этих трех частей была укреплена своей стеной, а между мединой и наружными кварталами всегда бывали трения. С середины III в.х. к этому присоединяется еще и пятый тип: властители строили себе рядом со столицей отдельные резиденции — Самарра и Джа‘фариййа на Тигре, город Аглабидов Раккада под Кайраваном, город Тулунидов близ Старого Каира. В IV в.х. резиденциями Фатимидов были Махдиййа, Мансуриййа, Мухаммадиййа и Кахира — это была пора наиболее успешного градостроительства не только этого столетия, но и всей эпохи ислама. В Испании ‘Абд ар-Рахман построил близ Кордовы аз-Захру и приказал объявить: каждый, кто хочет построиться вблизи повелителя, получит 400 дирхемов, благодаря чему он привлек много народа [2873]. А в трех километрах от Шираза ‘Адуд ад-Даула (ум. 372/982 г.) основал город Фанна Хусрау, куда отвел ручей, протекавший на расстоянии одного дневного перехода, по берегам которого на протяжении одного фарсаха тянулся парк. В этом городе он поселил рабочих, занятых выделыванием шерсти и шелка; его военачальники также построили себе там имения. Правитель учредил там праздник, во время которого сооружались палаточные ряды и люди собирались «для греха и веселья». После его смерти и это создание быстро пришло в упадок [2874].