Адам Мец - Мусульманский Ренессанс

Бурно растущая научная любознательность простиралась в IV/X в. во все стороны: у моряков выведывали их опыт и сказки об Индийском океане и о Китае [1949]; приблизительно в середине III/IX в. халиф отправил сухопутную экспедицию к Великой Китайской стене [1950]; Ибн Фадлан описал свое путешествие, предпринятое им в 309/921 г. к волжским булгарам [1951]; Абу Дулаф рассказал о своем путешествии (ок. 333/944) в Центральную и Восточную Азию [1952]. Приблизительно в то же самое время ал-Истахри, пользуясь сведениями, сообщенными ему одним проповедником из Булгара на Волге, рассказывает, что летом ночи на Волге так коротки, что за ночь можно пройти лишь один фарсах, а зимой, наоборот, дни очень коротки [1953]. «Путешественники на Запад» отплывают из Лиссабона «исследовать океан и насколько он простирается» [1954]. Автор Фихриста в 377/987 г. получал приводимые им сведения о Китае у одного несторианского [1955]монаха, который вместе с пятью другими был послан католикосом в Китай и прожил там семь лет [1956]. Купцы приносили известия о Германии и Франции. В 375/985 г. некий ал-Мухаллаби пишет для фатимидского халифа ал-‘Азиза дорожный справочник, который впервые приводит более точные сведения о Судане, о котором другие географы того века знали еще очень мало [1957]. Испанский географ Мухаммад ат-Та’рихи (ум. 363/973) описывает Северную Африку [1958], а му‘аллим Хавашир ибн Йусуф ал-Арики, который в 400/1009 г. совершил путешествие вдоль нубийского побережья Африки и дальше на юг на корабле индийца Дабанкоры [1959], заложил основу разработанной в VI/XII в. морской карты (рахмани) [1960].

Около этого времени в связи с военными походами, предпринимаемыми из Газны, ал-Бируни написал первый и единственный специальный труд об Индии. Он упрекает индийцев за то, что они сочиняют свои книги недостаточно строго и методично, постоянно позволяют себе отступления и чисто детские наивности, смешивают «драгоценные кристаллы с простой галькой» [1961]. Так, как пишут индийцы, писали ал-Джахиз и ал-Мас‘уди. Этот упрек ал-Бируни свидетельствует о прогрессе и сосредоточении сил в арабской литературе.

В самом сокровенном религиозном сознании ислама со вступлением в III/IX в. также ощущается тяга к новым духовным потребностям. Древние религиозные верования и прежде всего христианство, иными словами, христиански перекрашенный эллинистический мир, где-то в недрах общества постоянно подстерегавшие удобный случай, тотчас предложили свои услуги. Движение, которое на протяжении III и IV вв. преобразило ислам, являлось в сущности не чем иным, как вторжением целого потока христианских идей в религию Мухаммада [1962]. Новый религиозный идеал называется отныне «познание Аллаха» (ма‘рифат Аллах), что для Мухаммада было бы явным кощунством. А было это, даже судя до названию, всего лишь древней гностикой, которая вновь ожила на своей родине и на протяжении этих двух столетий начала господствовать во всех областях духовной жизни. В лагере свободомыслящих она проявляется в виде рационализма и научного богословия, в прочих же кругах — в форме мистики, которая также в данном случае отчетливо обнаруживает доказуемое, невзирая на все превратности мировой истории, кровное родство с рационализмом. Ибо мистика — это тоже наука, и ее противоположностью было не научное познание, а лишенное умозрительности, обусловленное экзальтацией, полнокровное учение пророка, который жил своей верой. Вновь появляются на сцене все характерные признаки былой гностики: эзотеризм, институт мистерий, ступени познания, теория эманации божества, параллелизм двух миров, былая, переходящая по наследству мудрость древнего Вавилона, колебания между аскетизмом и либертанизмом, концепция спасения души как некоего «пути». Древнейшие из сохранившихся до наших дней суфийских сочинений, как, например, труд ал-Мухасиби (ум. 234/848), весьма отчетливо свидетельствуют о сильном христианском влиянии. Одно открывается притчей о сеятеле, другое можно назвать расширенной нагорной проповедью [1963]. Один из старейших отцов суфизма — ал-Хаким ат-Тирмизи (ум. 285/898) ставил Иисуса выше Мухаммада [1964]. Никогда за время своего существования мусульманская империя не была так «полна богами», как в это время, и никогда так не стиралась граница между Аллахом и его рабом. Суфии открыто признавали возможность познания божества, вплоть до слияния с ним. Ал-Хулули видел Аллаха, шедшего в сандалиях по рынку Иоанна в Багдаде [1965]. А в махдитских кругах обыгрывали идею божественности «имперского правителя», как никогда ни до, ни после этого [1966]. Обращаясь к приближенному Фатимида ал-Му‘изза (341—365/952—975), несущему над халифом зонт, поэт Ибн Хани’ воскликнул:

А когда этот же халиф избрал своей резиденцией местечко Раккада под Кайраваном, то этот же поэт пел:

А в конце этого периода халиф ал-Хаким занимает такое положение, что до сих пор почитается друзами как божество.

Первые суфийские общины появляются приблизительно в 200/815 г., и притом в Египте — в колыбели христианского монашества. «В 199/815 г. в Александрии выступила партия, именуемая суфиййа, которая приказывала делать то, что, по ее мнению, угодно Аллаху, и при этом оказывала сопротивление правительству. Ее предводителя называли ‘Абд ар-Рахман Суфи» [1968]. Этим же именем называет Ибн Кудайд (ум. 312/925) группу людей, «которые велели делать лишь угодное Аллаху и запрещали то, что заставляет его гневаться»; они пользовались благосклонностью египетского кади Ибн ал-Мункадира (212—215/827—829), мешали ему в его работе и в конце концов послужили причиной его гибели из-за их оппозиции к наследнику престола [1969].

Таким образом, это были активные верующие, которые со всей серьезностью воспринимали исконные обязанности всякого добропорядочного мусульманина: ревностно вмешиваться в жизнь общины. Название суфий впервые стало известным именно благодаря этим общинам: «Тех, кто оберегал сердца свои от путей легкомыслия, называли суфиями, и это название распространилось еще до 200 г.» [1970]. Эти общины вначале не имели ничего общего с более поздним суфизмом. Однако в Египте еще Епифаний в IV в. н.э. сетует на «пышное дальнейшее существование блудливых гностиков» [1971], учение которых в конце концов нашло прибежище в суфийских общинах. Еще Р. А. Никольсон указывал на египетского алхимика Зу-н-Нуна (ум. 245/859), который оказал большое влияние на учение суфиев [1972]. И действительно, многие из ранних суфийских главарей Востока находились под влиянием Египта [1973], лишь «когда умер аз-Заккак, для дервишей перестал существовать повод совершать путешествия в Египет» [1974]. Развилось, однако, это учение на Востоке, главным образом в Багдаде, и развитие его шло вперед быстрыми шагами [1975]. Первым суфием столицы был ас-Сари ас-Сакати (т.е. старьевщик), умерший в 253/867 г. Он был торговцем, но отказался от своей лавки и жил дома [1976]. Славы он достиг, пожалуй, благодаря тому, что был первым в Багдаде, кто говорил о монизме (таухид) и о сокрытых истинах религии (хака’ик) [1977]. Говорят, что он первый учил о «стоянках» (макамат) и «состояниях» (ахвал) [1978]. Говорят также, что первым, кто стал употреблять мистическую терминологию — содружество, чистота мышления, объединение стремления, любовь и страдания,— был Мухаммад ибн Ибрахим Абу Хамза ас-Садафи, умерший в 269/882 г. Он был учеником Ахмада ибн Хаукала, который обращался к нему: «О суфий!» [1979]. Его современник Тайфур ал-Бистами, по всей вероятности, внес аллегорию «упоения» («опьянения»), которая наряду с аллегорией любви пользовалась наибольшим успехом в мусульманской мистике [1980]. Со слов ‘Али ибн ал-Муваффака (ум. 265/878) передают молитву, в основе своей глубоко чуждую духу ислама: «О Аллах, если я служу тебе из страха перед адом, то покарай меня адом; если я служу тебе из стремления попасть в рай, то лиши меня этой возможности, но если я служу тебе из чистой любви, тогда делай мне, что тебе угодно» [1981].