Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Александрийский дворец вернулся к привычной жизни. Оргии следовали одна за другой, и Агафоклея блистала на всех них. Рядом с ней сидел Филопатор, хваставшийся своим происхождением от Диониса и водрузивший на лоб венок из плюща, символизировавший этого бога. Сделав это, он отошел от семейного предания, согласно которому Птолемеи возводили свое происхождение к Гераклу и которое, очевидно, было создано для того, чтобы легализовать династию в глазах македонян, сделав ее представителей родственниками Александра Македонского по прямой линии. Но убеждения предков ничего не значили для четвертого Птолемея, да он и не собирался делать культ Диониса общенародным. Скорее он хотел, чтобы этому богу поклонялись немногочисленные избранные, в обществе которых он мог наслаждаться таинствами Диониса, проводившимися в театре.

В религиозной сфере Филопатор не был склонен к предрассудкам и с радостью поддерживал Агафоклею, страстную почитательницу Исиды. Эту поблажку любой мужчина давал своей жене или любовнице, ибо в тот период Исида была единственной божественной защитницей женщин. Торжества в ее честь всегда отмечались с общенародным размахом. Правительственные учреждения закрывались, и все жители Египта на протяжении трех дней чтили память богини, искавшей мертвое тело своего мужа Осириса. Затем все александрийцы отправлялись в Каноп, чтобы посмотреть на отплытие священной ладьи Исиды. Главным действующим лицом во время этого праздника всегда была Агафоклея. Она возглавляла гуляния, вела за собой процессию хористов, дев и почтенных матрон, а также посвященных – целый полк женщин, сопровождавших изображение богини по пути из храма на побережье.

Арсиноя, сестра и жена царя, устранилась от нескончаемых торжеств и празднеств, постоянно сменявших друг друга. Свадьба с братом оказалась ошибкой [44]– Филопатор не собирался ни оставлять любовницу, ни изгонять из дворца ее приспешников. Арсиноя тщетно умоляла мужа заменить продажного Агафокла на более честного человека; говорила ему, что алчность Сосибия заставляет жителей Египта усомниться в своей верности правящей династии. Предостережения и упреки не помогли: Филопатор не собирался ни оставлять любовницу, ни разрывать отношения с ее друзьями, и Арсиноя перестала протестовать. В 209 г. до н. э. она родила сына и, выполнив главную обязанность царицы, покинула двор. Она перестала получать удовольствие от жизни и погрузилась в мир собственных размышлений.

Однажды утром царица бродила в окрестностях дворца и вдруг заметила, что осталась одна. Царь и придворные уехали в Каноп, и, очевидно, все жители города последовали их примеру. В этот день отмечали праздник Лагинофорий (Кувшинов) – Птолемей создал его, чтобы в очередной раз почтить Диониса. Оказавшись у ворот, Арсиноя остановила прохожего и спросила его о том, куда и зачем он направляется. Незнакомец сказал ей, что в этот день люди лежат на соломе и каждый ест то, что принес с собой, и пьет из собственного кувшина. Арсиноя впала в задумчивость, а затем с презрением пробормотала: «Грязный же будет у них сброд! Толпа всякого звания и еда несвежая, приготовленная кое-как» [45].

Царь становился все менее популярным. Здравомыслящие домочадцы с тревогой следили за тем, как он ведет столь распущенный образ жизни, и более смелые, чем остальные, «родственники» один за другим осторожно говорили о своей обеспокоенности. Для таких высказываний требовались смелость и подходящий момент, ибо Филопатор был крайне вспыльчив и негативно реагировал на советы, которые ему не нравились. Особое отвращение у него вызывали государственные дела. Он ставил печати на документах, не вникая в их содержание, утверждал расходы, не проверяя, действительно ли они необходимы.

Помимо пиршеств и пьянок, Филопатора интересовали только слухи о нем самом. Он искренне, но ошибочно верил, что его все еще обожают и считают отцом народа. Виноват в этом был не только царь, ибо единственным чтивом, к которому он обращался, были отчеты шпионов и агентов, собиравших информацию в столице и хоре, которые, прежде чем попасть на его стол, значительно перерабатывались. Неудивительно, что страдавшие от голода люди нашли корень всех своих бед в личности правителя. Эвергет справился с разразившимся до этого голодом, накормив подданных за счет царской казны. Но его сын поступил более опрометчиво, возложив ответственность за это на Агафокла, занявшего должность диойкета. Голодающие жители Египта, испуганные несколькими низкими разливами Нила, тщетно искали поддержки у государства. Ждать помощи не приходилось, так как Агафокл категорически отказался кормить население. Он сказал Филопатору, что люди должны сами искать себе пропитание, и царь опрометчиво прислушался к этому совету.

Вскоре правителю пришлось пожалеть о своей слабости. По всей стране начались беспорядки, и стратеги, один за другим, стали обращаться к царю с просьбой прислать войска, чтобы подавить мятежи. Филопатор слишком поздно заменил Агафокла на бесцеремонного вояку Тлеполема, которого он наделил чрезвычайными полномочиями, передав царскую печать. Неискушенный в делах, связанных с управлением государством, и не знавший причин недовольства, Тлеполем сумел придумать лишь одно решение проблемы – жестокое подавление мятежей. Эти контрмеры не всегда оказывались успешными, и в какой-то момент стало понятно, что в государстве началось широкомасштабное восстание.

В Египте воцарилось горе. Во всей долине Нила господствовала анархия, а трон Птолемеев пошатнулся. К счастью для царя, в Александрии было спокойно. У горожан не было причин для возмущения, так как Тлеполем, оказавшийся несколько более дальновидным, чем его предшественник, накормил их, при этом продолжая подавлять мятежи, разгоравшиеся на остальной территории страны, с помощью весьма примитивных методов.

В хоре беспорядки приняли широкомасштабный характер. Руководство сопротивлением взяли на себя бывшие армейские офицеры, разочарованные вознаграждением, полученным ими после битвы при Рафии. Это сражение зародило надежды, которые советники Филопатора не сумели предвидеть. Египтяне искренне поверили, что победа стала возможна благодаря храбрости местных офицеров и новобранцев, которыми они командовали, а не наемникам и что власти умышленно проигнорировали претензии первых на повышение.

Это убеждение, несомненно, было искренним, но истинную причину беспорядков, вероятно, следует искать в усилившихся злоупотреблениях чиновников. Если в правление двух предшественников Филопатора коррупция процветала, то в его царствование ситуация еще больше ухудшилась. Под влиянием Сосибия этот царь добавил целый ряд новых податей и монополий к тем, которые придумал Аполлоний и которых и без того было бесчисленное множество, из-за чего несчастные крестьяне едва сводили концы с концами. Преобразования Эвергета, ставшие проявлением его малодушия, долго не просуществовали, а Филопатор даже не пытался возродить их. Пока казна пополнялась доходами, он не задумывался о том, откуда они берутся. Такое пренебрежение дорого стоило его преемникам: спустя столетие мятежи стали привычным для Египта явлением.