Анатолий Терещенко - Обречённый рейх и Россия. Мифы и факты

Да, я чту подвиг 28 панфиловцев. И всех других. Не хочу умалять ничьего вклада. Но немцев остановил не только русский солдат, но и генерал Мороз. Топливо у них в баках замерзало при минус 20 градусах, а тут ударили все 35.

В самой столице была паника. Разве там шли бои, как в Сталинграде? Проходила эвакуация. 7 ноября провели парад, когда уже подвезли части из других регионов. И сразу бросили в бой … Как подается событие? Могучий удар. Но никакого тактического или стратегического искусства наши полководцы тогда не показали. Мы кинули войска вперед, а враг побежал: не мог сопротивляться во многом из-за того же мороза ».

А дальше он привел пример с гибелью в котле по прихоти маршалов 33-й армии генерала Ефремова и спросил, почему в нашей памяти замазана гибель десятков тысяч солдат и самого командарма, который застрелился. Немцы его похоронили как настоящего героя. Сталин распорядился на месте его гибели поставить монумент. Ответил он так:

— Наверное, Иосиф Виссарионович, все понимал. А мы?

А мы стесняемся иногда говорить правду о своих промахах и промашках. На ошибках учатся!

А в Подмосковье в октябрьские дни по приказу Сталина уже взрывались заводы и фабрики, мосты и водонапорные башни. В городе появились беженцы. 13 октября на страницах «Правды» большими буквами были напечатаны такие слова:

«ГИТЛЕРОВСКИЕ ОРДЫ УГРОЖАЮТ ЖИЗНЕННЫМ ЦЕНТРАМ СТРАНЫ».

А 15-го эту фразу сменила другая, еще более страшная:

«КРОВАВЫЕ ОРДЫ ФАШИСТОВ ЛЕЗУТ К ЖИЗНЕННО ВАЖНЫМ ЦЕНТРАМ НАШЕЙ РОДИНЫ, РВУТСЯ К МОСКВЕ. ОСТАНОВИТЬ И ОПРОКИНУТЬ СМЕРТЕЛЬНОГО ВРАГА!»

16 октября 1941 года в передовой статье газеты «Правда» было сказано:

« Враг продолжает наступать … Враг приблизился к подступам Москвы … Создалась непосредственная серьезная угроза для Москвы». А заканчивалась статья такими фразами : «За нашу родную землю, за нашу Москву мы будем драться упорно и ожесточенно, до последнего вздоха. Над Москвой нависла угроза. Отстоим родную Москву! Да здравствует наша любимая Москва! »

И опять большими буквами через всю газету пролегли жестокие, но правдивые слова:

«ВЗБЕСИВШИЙСЯ ФАШИСТСКИЙ ЗВЕРЬ УГРОЖАЕТ МОСКВЕ — ВЕЛИКОЙ СТОЛИЦЕ СССР. ЖЕЛЕЗНОЙ СТОЙКОСТЬЮ ОТРАЗИМ НАПОР КРОВАВЫХ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ПСОВ. ОСТАНОВИТЬ ВРАГА ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО, ПРЕГРАДИТЬ ДОРОГУ ЛЮТЫМ НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ!»

По рассказам родственницы автора Анны Котовой, ставшей свидетельницей тех событий, чиновники и ловкачи любыми способами доставали машины, легковые и грузовые, набивали в них все, что могли увезти, и вывозили из Москвы вместе со своими семьями. Руководители военных ведомств тоже отправляли свои семьи в эвакуацию. Простые москвичи это видели и негодовали. Заводы закрыли, рабочих распустили, остановились трамваи. Было как-то не по себе — Кремль молчал. По ее словам, на шоссе Энтузиастов люди остановили груженную доверху полуторку с диванами и кроватями и раскидали ее поклажу. Не обращая внимания на угрозы хозяина имущества разобраться с обидчиками, люди заставили водителя повернуть снова в Москву.

— А что дальше было? — спросил ее автор.

— Машина умчалась быстро, а семья стала стаскивать на обочину вещи.

— Много таких эпизодов было?

— Много, сынок. Особенно в середине октября. Потом милиционеры навели порядок. Эвакуация продолжалась, но без паники.

— Мародерство отмечалось?

— А как же. Прихожу в свою комнату коммуналки, а в квартире два мужлана с мешками. Набивают их барахлом моей соседки. Я испугалась и выбежала. На счастье, наткнулась на участкового. Он их арестовал, наставив на них наган… Погода была холодная. Рано наступили холода…

Все правильно, тут-то и грянула русская зима, когда термометр опускался от 5 до 20 и ниже градусов. Немцы настолько переполошились от холодов и снежного безбрежья, что посчитали, что их Россия морозит 50-градусными морозами.

Как не вспомнить Джека Лондона: « У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее — Белое Безмолвие в его бесстрастности … Жители Севера рано познают тщету слов и неоценимое благо действия» .

Это Белое Безмолвие русских полей не столько угнетало фрицев, сколько морально и физически убивало их, поражая невиданными масштабами снежной бесстрастности. И оставалось у них только одно «благо действий»: под напором войска «северян» и морозов отходить, а в некоторых случаях и бежать, кутаясь в женские платки и одеяла. Картина почти из живописного полотна художника И.М. Прянишникова «В 1812 году» с отступающим зимой французским воинством.

Под Москвой немцев остановил не только советский солдат, но, наверное, Господь Бог, пославши на поле боя не генерала, а целого маршала по имени Мороз. Но выстоял в сражении сильнейший воин. Им оказался Советский Боец!

Как-то автору довелось читать откровения одного священника, участника партизанского движения в Белоруссии. Он писал что-то вроде этой мысли: « Тот, кто погибает в справедливом бою, тотчас освобождается от всех грехов и достигает более высокого положения, подобно существу, убитому на жертвенном алтаре ».

Наши воины погибали в справедливых сражениях, отстаивая свободу и независимость страны, немцы отправлялись в ад как завоеватели.

Об этих «страшных морозах» автор читал в некоторых германских публикациях. Вся проблема заключалась в том, что солдаты вермахта не были подготовлены к войне в зимних условиях, так как, по мнению фюрера, «зимней кампании не будет». Гудериан сообщал в Берлин: « Здесь началась паника ». Его войска «дошли до ручки» из-за «отсутствия теплого обмундирования» и «бессмысленных жертв» среди рядового состава. Гальдер в унисон Гудериану заметит: « Мы на пределе наших людских и материальных сил ».

Ответ демагога Гитлера Гудериану:

« Не думает ли генерал, что гренадеры Фридриха Великого умирали с охотой? Вы стоите слишком близко к событиям, вы чересчур сочувствуете солдатам. Вам следовало бы быть на дистанции ».

Пройдет еще несколько дней после первого масштабного поражения вермахта под Москвой и угрюмый Гитлер, находясь в мизантропическом настроении, горько заметит одному из иностранных журналистов:

« Если немецкий народ когда-нибудь будет недостаточно сильным и жертвенным, чтобы платить кровью за свое собственное существование, то ему придется исчезнуть и быть уничтоженным другой, более сильной державой… Я бы тогда по немецкому народу и слезинки не проронил ».

Гитлер в ответ потребовал от каждого солдата «фанатичного сопротивления» на каждой позиции, «невзирая на прорыв противника с фланга и тыла».