Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

Из этого и других примеров следует, что чрезмерная вера в ведовство и склонность преследовать тех, кто обвинялся в причастности к нему, в Шотландии усиливается чрезмерной готовностью судей низших инстанций вмешиваться в дела, которые фактически находятся вне их юрисдикции. Разбираться в подобных вопросах должен был исключительно верховный суд.

Но на деле самый последний судья в самом крошечном городке, самый захудалый и невежественный барон на своей территории брали на себя право арестовывать, заключать под стражу, допрашивать и пытать тех, кого вообще не вправе были обвинять.

Копии допросов, вынужденных признаний и свидетельства малограмотных очевидцев — все это передавалось затем Тайному Совету, который имел обыкновение назначать в судебные комиссии известных в стране людей, особенно церковнослужителей, хотя существовали серьезные опасения, свободны ли они от предрассудков и не подвержены ли стороннему влиянию. В настоящее время хорошо известно, что подобная комиссия не может состоять из жителей графства, в котором, к примеру, произошло убийство. Похоже, в прошлые годы не было необходимости проводить суды над ведьмами, возбуждавшие народ, за пределами тех поселений, где эти ведьмы обитали, и при участии судей, которые не давали повод усомниться в своей беспристрастности. Наши предки устраивали все иначе, и в результате очень редко члены комиссии оправдывали несчастных женщин, заподозренных в ведовстве.

Не будем забывать, что доказательства, поддерживавшие судебное преследование, были весьма необычны для юриспруденции. Юристы принимали как свидетельство то, что называлось на их языке damnum minatum, et malum secutum (угроза проклятия и зло мирское) — то есть вред, который следует за угрозой или желанием мести, высказанными предполагаемой ведьмой; этот ущерб обязательно расценивается как следствие угроз обвиняемой, хотя он вполне может быть приписан естественному ходу событий. Иногда этот туманный вид доказательства толковался настолько широко, что принимались к рассмотрению намеки на угрозы, причем исходившие не непосредственно от обвиняемой. Так, 10 июня 1661 г., когда Джон Стюарт, один из жителей Далкейта, назначенный охранять старуху по имени Христиана Уилсон на пути от этого города до Ниддри, чистил свое ружье, другая ведьма, которая, возможно, знала, что их охранник трусоват, ехидно спросила: «А что, коли дьявол подымет ветер и унесет нас прямо с дороги?» Достоверно известно, что близ Ниддри арестованные в самом деле попали в ураган (достаточно распро­страненное явление в тех краях), доблестная охрана с трудом удержалась на ногах, а старуху Уилсон закинуло ветром в озерцо, откуда она едва выбралась. Есть, впрочем, некоторые основания полагать, что в данном случае суд не счел ураган вмешательством дьявола.

История о старом колдуне, настоящее имя которого было Александр Хантер, хотя он вообще был более известен под полученным от дьявола кличкой Хаттерейк, — эта история гласит, что Хантер лечил болезни людей и животных с помощью заклинаний и амулетов. Однажды в летний день на зеленом склоне холма перед ним появился дьявол. «Доктор, — вежливо обратился он к колдуну, — послушай, ты слишком долго занимаешься моим ремеслом, не признавая меня за хозяина. Ты должен сейчас поступить ко мне в слуги, и я буду учить тебя». Хаттерейк согласился; конец истории расскажет нам преподобный мистер Джордж Синклер.

«После этого он стал широко известен по всей стране благодаря своим чарам, покинул свой дом и превратился в jockie ( бродячего нищего ( шотл .)) и, так как невежественных людей хватало везде, неплохо зарабатывал своими заклинаниями. В какой бы дом он ни зашел, никто не осмеливался отказать Хаттерейку в милостыне, из опасения, что он сотворит какое-нибудь жуткое заклинание.

Однажды он подошел к воротам усадьбы Сэмюэлстон в тот самый миг, когда несколько человек, друзей хозяина, после обеда усаживались на лошадей. Молодой джентльмен, брат хозяйки дома, ударил его хлыстом со словами: ” Ты, колдун-деревенщина, что тебе нужно?” Оскорбленный Хаттерейк ушел, бормоча себе под нос: Нужно не мне, а вам, а то как бы поздно не стало”. Это был типичный damnum minatum.

Молодой человек проводил друзей и вернулся домой тем же путем. После ужина он отправился прогуляться, переехал реку Тина и очутился вдруг в Аллерсе, глухом местечке в пойме реки, где встретился с какими-то людьми, внушившими ему панический страх. Это был malum secutum.

Когда он возвратился домой, слуги заметили, что он сильно напуган. На следующий день юноша потерял рассудок, его даже пришлось связать. Его сестра, леди Сэмюэлстон, узнав об этом, сказала: ’’ Здесь наверняка не обошлось без мошенника Хаттерейка. Приведите его как можно быстрее”. Когда тот пришел к ней, она спросила: "Слушай, шотландец, что ты сделал с моим братом Уильямом?” — ”Я сказал ему — вы еще пожалеете, что ударили меня у ворот”. Леди принялась уговаривать Хаттерейка, посулила ему мяса и сыра и убедила вылечить брата. Он взялся за дело и потребовал одну из рубашек юноши, которую ему вскоре и передали. Что он с ней вытворял, никто не знает, но в течение короткого времени к джентльмену вернулось здоровье. Когда Хаттерейк пришел получить вознаграждение за труды, то сказал хозяйке усадьбы: ’’Ваш брат должен уехать из страны и никогда не возвращаться”. Она знала, что предсказания этого человека сбываются, поэтому заставила брата передать ей все права на родовое имение, лишив этих прав своего младшего брата Джорджа. Мошенник же еще долго дурачил людей, пока не был наконец арестован в Данбаре и перевезен в Дублин, где его и сожгли на Каслхилл”».

Если Хаттерейк действительно был приговорен к смерти по такому обвинению, необходимо разобраться в его сути.

Щеголеватый, излишне вспыльчивый молодой джентльмен ударил хлыстом по лицу пользующегося дурной славой нищего, без дела топтавшегося у ворот дома его сестры. Нищий огрызнулся, как поступил бы на его месте любой другой человек. Далее юноша, проезжая ночью, возможно в нетрезвом состоянии, через глухое место, испугался чего-то, о чем не рассказывал или не мог рассказать, и подхватил лихорадку. Его сестра наняла колдуна, чтобы тот снял болезнь заговором, как полагается при его профессии, и вот damnum minatum, et malum secutum, вот официальное основание для того, чтобы сжечь человека! Бродяга Хаттерейк, возможно, знал об этом вспыльчивом молодом человеке что-то такое, что могло вынудить последнего покинуть страну, а эгоистичная леди Сэмюэлстон поспешила незаконно завладеть имением, так что ее показания следовало бы признать недействительными.

Помимо суровостей, с которыми сталкивались по необходимости обвиняемые в ведовстве в Шотландии, помимо судебной процедуры, которой они подвергались, и улик, на основании которых они приговаривались, ситуация представляется невыносимой еще и из-за атмосферы ненависти, в которой они все оказывались. Нетитулованные дворяне, джентри243, равно как и невежественные простолюдины, ненавидели колдунов и ведьм потому, что тем вменялись в вину болезни и смерть людей — родственников, детей, знакомых. И среди этих естественных чувств находили себе приют и другие, менее простительные. В одном случае, как сообщает Маккензи, бедная девушка была казнена за колдовство, реальная же ее вина состояла в том, что она, по мнению дам, привлекала слишком пристальное внимание помещика.