Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

Взрыв, после которого начался ад, прозвучал не очень громко. Немногие на борту обратили на него внимание. Когда командир корабля Макс Прусс в кабине управления ощутил удар, он сначала решил, что лопнул один из швартовых тросов, как вдруг один из офицеров, выглянув в окно, крикнул: «Судно горит!» Горела корма. Прусс, а с ним четыре офицера в кабине управления, поначалу сохраняли спокойствие. «Для паники не было времени, — описывал впоследствии драматические секунды Эдуард Бётиус, третий помощник — рулевой высоты и последний уцелевший из команды управления, — никто не проронил ни слова. Все были в растерянности. Я в этот момент почувствовал себя существом, полностью подчинявшимся инстинкту самосохранения… Позади меня кто-то крикнул: «Прыгай, Эдди!» Но мы были слишком высоко».

В течение нескольких секунд около 150 000 м 2газообразного водорода воспламенились. Сначала на землю упала корма, отчего нос задрался вверх и из судна начали выпадать люди. Наземная команда беспомощно наблюдала, как с большой высоты падают пассажиры. Кинооператоры и фотографы, будто в трансе, фиксировали на пленку, как с непостижимой скоростью пламя охватывает цеппелин. Мьюррэй Беккер из агентства Ассошиэйтед Пресс беспрерывно нажимал на спуск своей камеры. Один из его снимков стал знаменитым на весь мир. А с земли Герберт Моррисон вел лучший репортаж своей жизни. «Он вспыхнул… вот, Чарли, не заслоняй мне вид, о нет, это ужасно — о нет, отойди от меня, прошу! Он горит, он охвачен пламенем и падает на причальную мачту и людей вокруг… это одна из самых страшных катастроф в мире… Это было ужасное падение, дамы и господа! Ох, экипаж и все пассажиры», — говорил он срывающимся голосом, а затем разрыдался. Вместе с ним рыдала вся Америка.

В тот день 6 мая 1937 года произошла одна из сенсационных катастроф в истории воздухоплавания. Немецкий цеппелин LZ129 «Гинденбург», самый большой. и самый роскошный дирижабль в мире, заходя на посадку в Лейкхерсте, в 80 км к югу от Нью-Йорка, взорвался. О причинах катастрофы спорят до сих пор. Саботаж? Технические неисправности? Искровой разряд? Истинная причина лежит глубже.

13 пассажиров и 22 члена экипажа погибли в огне или вскоре умерли от ран. Под обломками погиб один член наземной команды. Уцелело 62 человека, но сегодня в живых осталось немного. Один из них — Альфред Грёцингер. Вспоминать тот день, 6 мая 1937 года, ему по-прежнему тяжело. Тогда ему было 20 лет, он работал поваром на дирижабле, названном в честь бывшего президента Германии Пауля фон Гинденбурга. В длину серебристый гигант был таким же, как «Титаник», а в высоту, 41 м, — как 14-этажное здание. Это был самый большой управляемый летающий объект, когда-либо построенный человеком. Для молодого повара — не работа, а мечта, в прямом смысле рабочее место на небесах.

«В тот день все было чудесно, — вспоминает 85-летний мужчина. — Мы парили на высоте почти 300 м над Манхэттеном. Панорама — фантастика. Я уютно устроился на корме у небольшого окна и видел, как внизу люди приветствовали нас возгласами ликования. Гудки автомобилей и судовых сирен долетали к нам наверх. Потом мы взяли курс на место посадки в Лейкхерсте».

На борту находились 61 человек экипажа и 36 пассажиров, которые сели во Франкфурте вечером 3 мая в 20.16, и несколько тысяч кубических метров водорода, позволявшие цеппелину набирать высоту. Было известно, насколько легко воспламеняется этот газ, однако считалось, что если удалить с дирижабля все огнеопасные предметы, проблема будет устранена. Поэтому перед тем, как взойти на борт, все пассажиры должны были сдать зажигалки и спички. Курить разрешалось только в одном специально оборудованном салоне, в который из соображений безопасности можно было попасть только через шлюзовую камеру. Такие причуды стоили недешево: путешествие из Франкфурта в Нью-Йорк стоило 1000 рейхсмарок — подобную сумму были в достоянии заплатить только весьма состоятельные коммерсанты, дипломаты или знаменитости вроде Макса Шмелинга.

Как всегда, командир Макс Прусс совершил круг почета над своим домом на Цеппелин-штрассе в Ной-Изенбурге, что поблизости от аэропорта Франкфурта. Так он, воздухоплаватель с огромным опытом, совершивший 900 полетов, попрощался со своей женой Элеонорой, прежде чем взять курс на Атлантику. В хорошую погоду «Гинденбург» мог совершить рейс в Нью-Йорк за 66 часов. Его максимальная скорость состав-ляда 130 км/ч. Однако на этот раз из-за сильных встречных ветров цеппелин опаздывал на 10 часов. На подходе к Нью-Йорку грозовой фронт еще больше затянул полет, поэтому многочисленные зрители и представители прессы, ожидавшие на оборудованной для приема дирижаблей морской базе в Лейкхерсте, начинали терять терпение.

Серебристо-серая сигара из Германии через три дня после старта во Франкфурте приплыла. Было 19.21 по местному времени, когда командир Прусс дал команду сбросить два швартова. Матросы внизу и их помощники из гражданских подхватили тяжелые канаты. Затем, как того требовал заведенный порядок, носовую часть следовало закрепить за причальную мачту, а корму прицепить к вагонетке, которая двигалась по круговым рельсам, чтобы судно могло развернуться соответственно направлению ветра. Потом из цеппелина спускали два трапа, чтобы с высоты около 4 м могли спуститься пассажиры.

Но до этого не дошло. «Гинденбург» стоял над посадочной площадкой на высоте около 60 м — спокойно, неподвижно, внушительно. Молодой радиорепортер-Герберт Моррисон чикагской радиостанции Ви-эл-эс (WLS), сидя со своим звукооператором Чарли Нелсоном в небольшом авиационном ангаре, восторженно комментировал: «Что за картина, грандиозная, чудесная картина, этот огромный парящий дворец. Вверху у окон я вижу пассажиров, с нетерпением глядящих вниз. Некоторые из них машут руками. Вот я вижу капитана.» Макс Прусс высунулся из окна кабины управления с левой стороны и радостно поприветствовал Чарлза Розендаля, начальника базы Лейкхерст. Розендаль помахал в ответ. Заморосил дождь. Но на западе небо снова прояснилось. Темные тучи и солнечные лучи создавали восхитительную игру света и тени. Репортер Моррисон продолжал с упоением: «Солнце заливает ярким светом окна, и стекла блестят и отсвечивают, как драгоценные камни на черном бархате…» Тем временем радист Вилли Шпек передал сообщение, что «Гинденбург» благополучно совершил посадку.