Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

До этого момента пассажиры чувствовали себя так, словно они находятся в летающем дворце. Двух- и одноместные каюты были оборудованы умывальниками с горячей и холодной водой, само собой разумеется. Чтобы увеличить пространство, раковину умывальника и доску письменного стола можно было откинуть кверху. Тот, кто вечером выставлял свою обувь за дверь каюты, утром находил ее надраенной до блеска. Две палубы, расположенные за кабиной управления, по удобству и оснащению напоминали пятизвездочный отель. По обе стороны палубы располагались прогулочные галереи с удобными сиденьями и наклоненными внизу окнами, из которых открывался фантастический вид.

В столовой накрытые белыми скатертями столы были сервированы изящным серебром «Германской воздухоплавательной компании» и изготовленным специально для «Гинденбурга» фарфором цвета слоновой кости с золотой кромкой, синим узором и гербом воздухоплавательной компании. В меню предлагались изысканные яства: утка баварской породы с красной капустой или котлета боваль из дичи и картофельные крокеты с трюфелями и в панировке из рубленого миндаля, а к ним изысканные вина из Бургундии и с берегов Мозеля. Поскольку бутылки при крене в 10° падали, рулевой высоты должен был следить за тем, чтобы даже в сильную бурю дирижабль не наклонялся более чем на 5°. Это было не сложно — цеппелины таких размеров без проблем летали даже в сильные бури и даже во время ураганов. В салоне для пианистов-любителей был предусмотрен легкий рояль из алюминия.

На карте мира, занимавшей всю стену, были отмечены маршруты знаменитых кругосветных путешествий — от первого путешествия Колумба до кругосветного полета Хуго Экенера, поборника немецкого воздухоплавания, на дирижабле «Граф Цеппелин». В салоне-библиотеке находился почтовый ящик, из которого вынимали письма два раза в сутки. В баре предлагали фирменный напиток — коктейль со льдом «LZ 129» из джина и апельсинового сока.

Взрыв застал пассажиров и экипаж врасплох. Все происходило, как в замедленной съемке — настолько невообразимо быстро. Наземная команда и зрители в Лейкхерсте оцепенели от ужаса. Из поврежденного корпуса выпадали люди с обожженными лицами, на которых горели волосы и одежда. Из огненного ада доносились крики раненых. В воздухе стоял запах горелого мяса. Бертис Долан, импортер парфюмерии из Чикаго, пообещал своей жене больше никогда не летать. Но он хотел сделать ей сюрприз ко дню матери и отказался от недельной поездки по морю, забронировав место на «Гинденбурге». Жена больше его не видела. Стюардесса Эмилия Имхоф, первая женщина среди членов экипажей дирижаблей, тоже погибла в катастрофе.

Вдруг воцарилась странная тишина.

Моторы молчали, и казалось, будто весь мир затаил дыхание. Не было слышно суеты экипажа — ни крика, ни шороха.

Маргарет Мэйзер, неуравновешенная 55-летняя американка, которая еще во Франкфурте возмущалась, что ей пришлось доплачивать за слишком большой багаж, упав на бок, скользила по прогулочной галерее, пока не налетела на группу пассажиров. Все вскочили на ноги и побежали к носу дирижабля. А Маргарет Мэйзер так и осталась сидеть, зачарованно глядя на геенну огненную. Впоследствии она так описала пережитое: «Это были великолепные ярко-красные языки пламени. Какой-то мужчина закричал по-немецки: «Это конец!» Кто-то выпрыгивал из окон, кто-то бросался на стены, пытаясь проломить их. А я просто сидела, где была, подняв воротник пальто к лицу, и чувствовала, как пламя опаляет шляпку, волосы, спину. Я попыталась потушить его и увидела объятые ужасом лица своих спутников, исполнявших передо мной дикие пляски. Это была сцена из средневекового описания преисподней».

Когда средняя часть объятого огнем «Гинденбурга» рухнула на землю, Маргарет Мэйзер как парализованная все еще сидела у стенки и поднятым воротником пальто защищалась от пожара. Снаружи, перед окнами прогулочной галереи, помощники размахивали руками, подавали ей знак убираться оттуда. Но миссис Мэйзер не могла пошевелиться. И тогда кто-то очень вежливо крикнул ей: «Госпожа, прошу, выходите!» Хрупкая американка наконец поднялась. Он вспомнила о своей сумочке, но тот же голос спросил: «Вы не хотите выходить?» «Только в это мгновение, — вспоминала потом Маргарет Мэйзер, — в голове прояснилось, и я побежала прочь от горящих обломков».

Экипаж делал все, что было в его силах. Эдуард Бётиус, немного поразмыслив, все же рискнул выпрыгнуть из окна. «Мы прыгали с высоты около 2,5 м. Американские солдаты хотели сразу вывести нас из опасной зоны, но когда мы увидели людей в горящих пассажирских помещениях, вырвались и побежали назад, чтобы помочь им выбраться. Через разбитые стекла прогулочной галереи мы забрались внутрь корпуса и вынесли из огня по крайней мере троих».

Командир Макс Прусс с обгорелым лицом на четвереньках подполз к радисту Вилли Шпеку, запутавшемуся в проводах. Капитан Альберт Заммт, первый помощник, горел как факел и несколько минут катался по мокрой траве, чтобы сбить пламя. Взглянув в сторону догорающего дирижабля, он увидел человека в офицерском кителе, с обгоревшими волосами и обезображенным лицом, который, шатаясь, шел к нему. «Прусс, это вы?» — обратился к нему Заммт. — «Да, — ответил тот. — Бог мой, какой у вас вид!» — «У вас самого вид не намного лучше!» — прокричал в ответ Заммт. Капитана Эрнста Лемана, выполнявшего на борту функции наблюдателя, факел пламени поразил в спину. На следующий день он умер в больнице.

Мы с Пруссом дружили. Насколько же тяжело должно ему быть после потери корабля, которым он так гордился.

Невредимым выбраться из ада не удалось почти никому. Исключение составили немецкий журналист Леонард Адельт и его жена Гертруда. Они выпрыгнули держась за руки из окна с высоты 3 м. Впоследствии они не могли вспомнить сам прыжок, в памяти осталось только спасительное касание зем-ни — они приземлились «на мягкую траву и песок». Пассажир из Лондона Джордж Грант тоже выпрыгнул из окна и невредимым оказался на земле. Когда он хотел встать, упавший на него сверху пассажир повредил ему спину, поэтому британцу пришлось несколько месяцев провести в больнице. Начальник базы Лейкхерст Чарлз Розендаль наблюдал за немолодой пассажиркой, «шагавшей как сомнамбула по складному трапу, который выдвинулся сам собой, и почти невредимой прошедшей сквозь пламя, мимо летавших вокруг кусков металла».

Альфред Грёцингер, молодой повар, крепкий парень ростом почти 1 м 90 см, понял, что это его единственный шанс на спасение: «Мне нужно было вылезти из носового окна и спрыгнуть. Огонь приближался, но мы были слишком высоко», — так описывал он то, что пережил, через 65 лет. Десять его товарищей, поддавшись панике, побежали к средней части. Все они погибли. Когда до земли было примерно 25 м, Грёцингер вылез из окна и схватился за раму снаружи. Он подождал еще пару секунд, затем разжал руки и полетел вниз с высоты около 15 м. «Земля была рыхлой и мягкой, я приземлился почти безболезненно и сразу побежал прочь, чтобы не оказаться погребенным под носовой частью. Потом я вспомнил о товарищах. Обернулся, чтобы бежать назад, но судно уже упало на землю. Меня схватили двое морских пехотинцев и потащили из опасной зоны к карете «скорой помощи». Вдруг я утратил способность двигаться, я был словно парализован — шок». Вместе с двумя другими уцелевшими его на бешеной скорости отвезли в ближайшую больницу. Грёцингер продолжал: «Водитель, казалось, нервничал больше нас. Он ехал так быстро, — что повороты мы проходили на двух колесах. Теперь мне стало страшно по-настоящему. И я подумал, что погибнуть после пережитого в автокатастрофе будет злой шуткой судьбы…» Паралич от шока длился недолго. Повара с парой легких ушибов выписали довольно быстро. «Прыгнуть с такой высоты было самым разумным решением в моей жизни».