Николай Троицкий - Гражданин Бонапарт

В духовной жизни Республики странно и болезненно переплелось, казалось бы, несовместимое: с одной стороны — разнузданное буйство прессы, которая, не останавливаясь ни перед чем, извращала, клеветала, обливала ядом и грязью все и вся — от глобальных проблем до интимнейших подробностей частной жизни; с другой — абсурдные запреты на любое напоминание о какой бы то ни было монархии. Так, Директория распорядилась, чтобы в постановке оперы композитора Э. Н. Мегюля «Адриан» заглавный герой, император Древнего Рима Публий Элий Адриан, выходил на сцену «в простой генеральской (?! — Н. Т.) форме, без императорских регалий» [1023] Там же. С. 50–51, 105–106. Курсив мой. — Н. Т. .

В то же время «перешла всякие границы, достигла верха смехотворной нелепости», по выражению А. Вандаля, «антирелигиозная мания»: было запрещено соблюдать пост и звонить в колокола, есть рыбу (как «католическую пропаганду»); священников ссылали за тридевять земель, вплоть до Гвианы (в Южной Америке») не только за «причастность к контрреволюции», но и за «изгнание бесов» из людских душ и т. д. [1024] Вандаль А. Цит. соч. Там же. С. 38–44.

В таких условиях по всей стране наблюдалось скандальное падение нравов, а la Содом и Гоморра. «Боже! — восклицал епископ Ле-Коз. — Насколько развращено наше общество! Повсюду блуд, прелюбодеяние, кровосмешение, отравления, убийства!» [1025] Цит. по: Кастело А. Бонапарт. М., 2004. С. 277.

Но еще больше тягот повседневной жизни над разными слоями населения Франции довлел страх перед внешней опасностью. К весне 1799 г. положение Французской Республики в Европе стало угрожающим. Войска держав второй антифранцузской коалиции наступали на всех фронтах. Ж. Б. Журдан был отброшен за Рейн, Ж. В. Моро и Б. Шерер разбиты в Италии. Герцог Йоркский (сын короля Англии Георга III) во главе англо-русской армии готовился ударить по Франции из Голландии. В Пьемонт вторглись «чудо-богатыри» А. В. Суворова. 15 августа 1799 г. Суворов разбил французскую армию в битве при Нови и открыл себе путь через Швейцарию на Париж. Известие об этом повергло власти и население Франции в состояние, близкое к панике. Вот что писал об этом А. 3. Манфред: «С часу на час ожидали вторжения русских войск во Францию. На юге страны предприимчивые люди спешно выучивали фразы на русском языке. В Марселе женщины вводили новые моды — шляпы а la Суворов. Вступление русских на французскую землю казалось неотвратимым» [1026] Манфред А. 3. Наполеон Бонапарт. 4-е изд. М., 1986. С. 212. . А эрцгерцог Карл с облегчением писал в те дни своему брату, императору Австрии Францу I: «Какое счастье, что Бонапарт в Египте!» [1027] Сорель А. Европа и Французская революция. СПб., 1906. Т. 5. С. 351.

Ни Директория, ни Законодательное собрание (Совет старейшин и Совет пятисот) не знали тогда, что делать. 13 сентября 1799 г. на заседании Совета пятисот якобински настроенный герой битвы при Флерюсе генерал Журдан предложил объявить «отечество в опасности». Пятьсот депутатов завели споры, едва не приведшие к рукопашной схватке тех, кто был «за», с теми, кто «против». Поименное голосование дало такие результаты: за предложение Журдана — 171, против — 245 [1028] См.: Манфред А. 3. Цит. соч. С. 214. . Впрочем, реальная власть и ответственность за судьбу отечества в тот критический момент была в руках не столько 750 депутатов обеих палат Законодательного собрания, сколько пяти членов Директории. Кстати, 18 июня 1799 г. состав Директории в очередной раз, согласно Конституции 1795 г., обновился. Познакомимся с ним поближе.

Из первого состава директоров, т. е. с ноября 1795 г., остался только один, самый изощренный и порочный из политиков того времени во Франции, а может быть, и в целом мире — Поль-Франсуа-Жан-Николя Баррас (1755–1829). К этому времени он был на вершине своей одиозной известности: «…развращенный до мозга костей, весь изъеденный пороками, необузданный и утонченный в наслаждениях, знаток вина, женщин, всего изящного, он всегда приберегал для себя раздушенные барыши (profits parfumés) и розы власти». Эту колоритную характеристику Барраса Альбер Вандаль расцвечивает эффектной концовкой: «Предатель по натуре, он лгал с упоением, продаваясь каждому и обманывая всех; то была душа публичной женщины в теле красивого мужчины» [1029] Вандаль А. Цит. соч. С. 22, 23. .

Но как бы ни был изощрен, умудрен и изворотлив Баррас на политической сцене, в последнем составе Директории он уступал в этом политику еще более изворотливому, оттеснившему его на второй план (на что, конечно, досадовал). То был аббат Эмманюэль Жозеф Сьейес (1748–1836) — один из авторов исторической Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и Конституции 1795 г. Он как никто умел и приноравливаться к обстоятельствам, и приспосабливать их к себе, меняя убеждения от якобинских до чуть ли не роялистских и оставаясь все время, при любых виражах истории, политически на виду, но и не высовываясь сверх меры. «Из тех, кто начинал вместе с ним политический путь в 1789 г., из настоящих людей с горячей кровью, а не с водой в жилах, никто не сохранился: кто раньше, кто позже — все сложили головы. А осторожный, молчаливый, бесшумно ступавший Сьейес всех пережил; он прошел через кипящий поток, не замочив ног, без единого ушиба, без одной царапины, — читаем о нем у А. 3. Манфреда. — Как он это сумел? Широко известен его ответ на вопрос о том, что он делал в то бурное и грозное время: “J'ai vécu” (Я оставался жив), — ответил Сьейес» [1030] Манфред А. 3. Цит. соч. С. 204. .

Такая «бесшумность» при высоком полете давалась Сьейесу нелегко. Его тщеславие страдало от мании преследования. Якобинский террор напугал его на всю жизнь. Незадолго до смерти почти 90-летний Сьейес встревоженно повторял: «Если придет господин Робеспьер, скажите ему, что меня нет дома» [1031] Там же. С. 206. .

Личность Сьейеса всегда вызывала интерес у историков, причем иные его оценки даже со стороны общепризнанных авторитетов выглядят спорными. «Тщеславный, алчный и слабохарактерный интриган, готовый прислониться ко всякой силе, умевшей вознаграждать его усердие», — так судил о нем А. С. Трачевский [1032] Трачевский А. С. Наполеон I. Первые шаги и Консульство (1769–1804). М., 1907. С. 169. . Думается, все же считать Сьейеса слабохарактерным несправедливо. А вот с мнением Е. В. Тарле о Сьейесе как о «надутом резонере», который «был не то что просто эгоистом, а был, если можно так выразиться, почтительно влюблен в самого себя» [1033] Тарле Е. В. Цит. соч. С. 85. , нельзя не согласиться. Собственно, все пять директоров подходили под определение, которое дала им герцогиня Лаура д’Абрантес: «…чудовищный сброд безначалия, тиранства и слабости» [1034] Д’Абрантес Л. Записки герцогини Абрантес, или исторические воспоминания… М., 1837. Т. 1. С. 20. . Сьейес вполне мог согласиться с таким определением в отношении четырех своих коллег, но себя он ставил выше их всех и вообще кого бы то ни было.