Николай Троицкий - Гражданин Бонапарт

Да, если Баррас, при всей его одиозности, все-таки был незаурядной личностью, то остальные три директора — и бывший министр юстиции, самый (если не единственный) честный из директоров, но недалекий Луи-Жером Гойе (1746–1830); и в прошлом председатель Совета старейшин, пугливый конъюнктурщик Пьер Роже Дюко (1754–1816), который благоговейно подслуживался к Сьейесу; и Жан-Франсуа Мулен (1752–1810), совершенно безвестный генерал, «угрюмое ничтожество», по мнению А. Вандаля [1035] Вандаль А. Цит. соч. С. 97. , - все они были настолько безлики, что их как политических деятелей современники просто не брали в расчет.

Трое безликих директоров вели себя по крайней мере скромно, не шокируя парижан, как это делал «султанчик» Директории Баррас, который «окружал себя роскошью, выставляя ее напоказ»: разодетый в шелка, бархат и кружева всех цветов радуги, он устраивал шикарные приемы и в собственном замке в Гробуа, и на даче в Сюрэне: «когда он катил туда в экипаже, запряженном булаными лошадьми в серебряной сбруе, парижане говорили, что он, должно быть, много наворовал, чтобы так пускать пыль в глаза» [1036] Там же. С. 21–22. .

Впрочем, репутация «неслыханной продажности» (по выражению современника [1037] Там же. С. 20. ), столь характерная для Барраса, пятнала всю Директорию. Главное же, ее правление воспринималось большинством французов как опостылевшее зло, «посмертная тирания Конвента» [1038] Там же. С. 8. . Вот что писал об этом один из честнейших политиков того времени, герой трех революций Нового и Старого Света маркиз М. Ж.П. де Лафайет: «Представьте себе это скопище индивидуумов, которые путем политических и социальных преступлений захватили все должности и места. Самые низкие из них награбили себе состояние <���…>. Представьте себе затем толпу низших должностных лиц, творивших каждый в своей коммуне и святотатства, и насилия, хоть они и прикрывались республиканским флагом. Вот чем, в сущности, сделалась Французская республика» [1039] Mémoires, correspondance et manuscripts du general Lafayette, publiés par sa famille. Bruxelles, 1838. T. 5. Р. 105. .

Против такого режима были настроены и «низы», и «верхи» — как «слева», так и «справа». Даже крупная буржуазия, которая, собственно, обеспечила приход Директории к власти и поначалу щедро ее финансировала, теперь перешла в оппозицию к ней, убедившись в том, что Директория защищает «интересы узкой клики, а не буржуазии в целом» [1040] Манфред A. 3. Цит. соч. С. 221. О том же см.: Тарле Е. В. Цит. соч. С. 84. .

Очевидную шаткость режима Директории стали осознавать и сами директора. Необходимость срочно искать пути и средства к упрочению власти в стране и к собственному спасению раньше всех понял самый проницательный и предусмотрительный из директоров — Сьейес. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что Директория обречена погибнуть, и, чтобы не пойти ко дну вместе с ней, а вновь, как это было всегда, остаться на плаву, нужно устроить очередной coup d’état, который усилил бы центральную власть, — разумеется, с ним, Сьейесом, на самом ее верху. К лету 1799 г. в результате «обычной перетасовки директоров» (по наблюдению А. Вандаля [1041] Вандаль А. Цит. соч. С. 128. ) он стал на четыре месяца президентом Директории и уже в этом качестве приступил к осуществлению своего плана. А план был мудреным. Олигархическая ли республика или ограниченная монархия — для Сьейеса значения не имело. Его генеральная идея, в которой он усматривал единственную возможность не только спасти отечество и себя самого, но и возвысить себя вместе с отечеством, заключалась в следующем: «Должна быть одна голова и одна сабля, которая должна подчиняться этой голове» [1042] История Франции: В 3 т. М., 1973. Т. 2. С. 110. . Роль головы он, конечно, предназначал себе. Оставалось подыскать достойного кандидата на роль сабли , и тут Сьейесу пришлось долго перебирать различные варианты, ибо требовался искусный, удачливый и популярный военачальник, а таких во Франции тогда было много.

Правда, к тому времени командный состав французской армии понес ощутимые потери. Скоропостижно, при невыясненных обстоятельствах, умер Луи Лазар Гош — самый талантливый из полководцев Французской республики после Бонапарта. Альбер Сорель полагал, что Гош был «единственным человеком, который при жизни Бонапарта мог преградить дорогу Бонапарту и отвести течение французской революции к другому склону горы» [1043] Сорель А. Цит. соч. Т. 5. С. 185. . Погиб в бою с австрийцами Франсуа-Северин Марсо. Два Шарля — Дюмурье и Пишегрю — изменили Родине. Однако нельзя согласиться с мнением Альфонса Олара, будто к 1799 г. «гильотина погубила всех возможных соперников» Наполеона и «сделала из Бонапарта, и без того уже очень возвышавшегося над окружающими, настоящего великана, за которым никого больше не было видно» [1044] Олар А. Политическая история Французской революции. М., 1938. С. 839. . Из одаренных военачальников, ставших жертвами гильотины, можно назвать лишь Адама Филиппа де Кюстина, Франсуа Жозефа Вестермана и Жана-Николя Гушара, но ни один из них «не тянул» до уровня ни Гоша и Марсо, ни Дюмурье и Пишегрю. Зато оставались в строю первоклассные таланты, из которых Сьейесу нелегко было выбрать самую достойную и надежную «саблю».

Трудность заключалась в том, что помимо военных талантов и популярности Сьейес хотел бы видеть в своем избраннике и силу характера, и покладистость в отношениях с ним, Сьейесом, и умеренность в убеждениях, желательно ни крайне левых, ни слишком правых. Ж. Б. Журдан и Ж. Б. Бернадот не подходили под его расчеты из-за своего якобинского экстремизма, А. Массена был излишне прямолинеен, Ж. Э. Макдональд чересчур уклончив. Генерал маркиз Лафайет, которого Сьейес несколько опасался как возможного конкурента, но и не терял из виду на роль «сабли», оставался в изгнании, хотя и недалеком (в Нидерландах). Наконец, три блистательных военачальника — «чудо-генерал» Бонапарт, а с ним Л. Ш. А. Дезе и Ж. Б. Клебер — были так далеко от Франции и так рисковали там собой, что Сьейес не надеялся на их возвращение. Таким образом, реальными, по разумению Сьейеса, оставались две кандидатуры: Жана Виктора Моро и Бартелеми Катрин Жубера.

Начал Сьейес с Жубера. Это был еще молодой, едва достигший 30 лет, но уже прославленный генерал, один из главных героев Итальянской кампании 1796–1797 гг., а после отъезда Наполеона в Египет главнокомандующий сначала Итальянской армией, а затем и 17-й, т. е. Парижским гарнизоном. Он устраивал Сьейеса во всех отношениях и сходился с президентом Директории в намерении либо упразднить Директорию, либо подмять ее под себя. Недоставало Жуберу разве только военной славы. Чтобы компенсировать этот недостаток своего избранника, Сьейес решил послать его в Италию против А. В. Суворова.